Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас Страница 21

После обеда дед пошел отдыхать, а Тая с Дашей поднялись в её комнаты. Глаша была так мила, что подала в Таину гостиную чай с пирогом, тем самым, примирительным.

Даша привычно рухнула в кресло. То, постаревшее на дюжину лет, печально скрипнуло под ней.

— Рассказывай!

Тая села в кресло напротив и лишь спросила, разливая чай:

— О чем, Даша?

— О Зимовском, конечно, — удивилась Даша. — С Семеном Васильевичем мы все решили, так что не смей даже волноваться об этом — вылечим или я не Сумарокова! А вот ты и Зимовский… Тут есть опасения. Ты же упрямая и ничего не видящая дальше своего носа.

— Я очень даже вижу!

Даша взяла чашку с чаем и обиженно фыркнула:

— Пфф! По Зимовскому видно! Мы с девочками вчера чуть от любопытства не умерли. А ты трубку не брала! — Даша подняла глаза кверху, словно вспоминая что-то очень приятное. — Но как ты бежала! Как ты бежала от него! Как подраненная лань бежит от охотника и знает, что она принадлежит только ему.

Тая чуть чаем не подавилась — вот ланью её еще не называли. Метелица чаще её скунсом из-за вечного медицинского запашка называл, а Кошкин ласочкой и бешеным енотиком — за привычку постоянно мыть руки и всех заставлять это делать, особенно перед едой.

— Даша, кто-то слишком много читает любовных романов. Я бежала не от него, а за магмодом.

Та лишь махнула рукой, мол, пустое все.

— Он тебе уже сделал предложение? Вы уже целовались?

Тая не выдержала — иногда Дашино любопытство переходило все пределы:

— У него пасть, между прочим. Магмодам с поломкой оборота запрещено жениться, и то самое, на что ты так намекаешь, тоже запрещено.

Даша даже выпрямилась — магмоды её явно не интересовали:

— Тая! Я про Илью говорю. Андреевича. Он в тебя влюблен еще с юности. Помнишь, как он смотрел на тебя всегда? — Тон её снова стал мечтательным: — А как на дне его рождения вы должны были открывать танцы первой парой! Это было так романтично… Он в костюме, ты в чем-то розовом… А ты взяла и обозвала его на весь зал. И вам с Семеном Васильевичем пришлось спешно покинуть дом Зимовских.

Тая не стала говорить, что перед тем, как обозвать его, она три раза просила не дергать её косу и семь раз проглотила его любимое обращение к ней «аmanita phalloides». Сам он phalloides.

Даша же неслась на всех парах, неотвратимая, как маглев:

— Как ты можешь быть настолько слепой.

— Даша, а как ты можешь быть настолько слепой, чтобы не видеть очевидного? Я ему не пара. Он титулован, я нет. Он богат, я нет. В Золушку, прости, не верю — Золушка к твоему сведению была родовитого происхождения. Если Зимовский пытается всех убедить в том, что без ума от меня, то все просто: ему что-то от меня надо.

Даша отмахнулась:

— И что ты ему можешь дать, кроме неземной любви?

Это было обидно, но хорошо хоть Даша сама все понимала — дать Зимовскому Тая ничего не могла. Она знала, что Даша простит любой тон, но все же подавила в голосе обиду.

— Вот именно, что ничего. Потому его интерес ко мне странен.

— Куда делась та романтичная девочка с огромными глазами и длинной косой?

Тая не стала говорить, что никогда не была романтичной. С ее дедом скорее подозрительной вырастешь или с чувством вечной вины. Она взяла паузу, делая глоток чая.

Даша как несмышленышу стала выговаривать:

— Он любит тебя, и чем ты быстрее это поймешь, тем быстрее вы станете счастливы.

— Он тебя своим адвокатом нанял?

— Я адвокат любви, а не его! На меня даже мой Сумароков так не смотрит, как Илья на тебя. Это все видят.

— Не все. Я не вижу.

— Так увидь! Ты же не змейка, ты не оцениваешь мужчин, как та же Альбина или Вероника по толщине кошелька и карьере. Позволь себе стать счастливой. Не слушай сплетни о Зимовском. Просто слушай свое сердце.

Таино сердце вопило, что от Зимовского надо держаться подальше. Тая принялась вилкой отламывать кусочки пирога. Аппетит снова пропал.

— Ох, Даша. Не знаешь ты Зимовского… Он, между прочим, считает, что твой муж тебя хочет убить.

Даша рассмеялась, громко и заливисто.

— Илья упрям! Он мне уже говорил, что я убьюсь Сумарокову на радость, если буду так вести себя за рулем.

— Он в чем-то прав.

— Я аккуратна, — посерьезнела Даша. — За четыре года ни одной аварии, между прочим. Давай уговор: я перестаю сидеть в телефоне за рулем, а ты присмотришься к Зимовскому?

Пирог ломался на все более мелкие кусочки, показывая яркие кусочки цукатов, аппетит не возвращался, а от Даши теперь зависела жизнь деда, и спорить с ней не хотелось. Только и о Зимовском говорить тоже… не хотелось.

— Ты решила стать свахой?

— Я хочу погулять на твоей свадьбе, подруга! Это законное желание.

Тая с извращенным интересом спросила:

— А все барышни обязательно должны выходить замуж?

Даша крайне серьезно сказала:

— Зимовский не простит себе рождения бастарда.

Тая замерла — Даша её потрясала. Черт побери, надо было самой до посинения ругаться с дедом, авось бы сдался рано или поздно. Даша обиженно посмотрела на нее:

— Тая! Ну что за глупости. Это нормально — желать счастья подруге. Это нормально — мечтать о детях. Я вон… — Даша замолчала, делая глоток за глотком. Тая тоже молчала, не подталкивая подругу к откровенности.

— Я вон…

Даша с громким стуком поставила чашку на стол.

— Я… Ох, Тая… Четыре года как все пытаюсь, а бесполезно. Сумароков уговаривает, что все в порядке, а я скоро на стену полезу, — она закончила как-то весьма растерянно. — Тая… Ты… Ты же луговушка.

— Да.

Тае бы порадоваться, что тема сама собой поменялась, но… Все стало только хуже. Даша, глядя в чашку, выдавила из себя:

— Ты можешь мне и Сумарокову помочь? Я слышала, что есть ритуалы плодородия. Что луговушки на многое способны.

— Даша… У меня нет дара, — Тая сжала руки в кулаки. По полу потек иней, только его видела лишь Тая. — Я бы помогла, но не могу. Прости, Даша.

— Я понимаю. Нет, так нет, — расплылась в фальшивой улыбке Даша. — Я не в претензии.

Тая отвела взгляд в сторону. Теория Зимовского о Сумарокове в свете того, что у