(не) Обручённые (СИ) - Анна Снегова Страница 18

«Мэг… Не уходи!.. Не смей!..»

Губкой тру плечи до боли. Слёзы закипаю снова, горькие, жалкие, стыдные.

Зачем ты так со мной? Почему? Что я тебе сделала?

Я хотела быть твоим светом.

Я хотела, чтоб ты был моей силой.

Я хотела доверять.

Я хотела любить.

Я хотела принести тебе свою бесконечную, бесконечную нежность.

Ты хотел от меня только одного.

Выбрасываю проклятую губку, закрываю обеими ладонями лицо, давлю крик.

Сижу в воде, пока она не выстуживается полностью, пока не становится почти ледяной. Мне нужно вытравить из себя проклятый жар, который до сих пор, до сих пор горит там, внутри, и не желает, проклятый, никак потухать — как только вспоминаю прошедшую ночь.

Меня бьёт дрожь, когда кое-как заставляю себя выбраться, влезть в тёплый халат… высушить волосы уже сил не остаётся. Сжимаюсь на краю постели в бессильный леденеющий комок, подтягиваю колени к груди, хочу стать меньше, хочу стать точкой, хочу исчезнуть совсем.

Потому что меня накрывает ломка. Невыносимая.

Потому что на холд Нордвинг опускается ночь. И я хочу к нему.

Хочу. Хочу. Хочу.

Мне нужно снова этой отравы, этого медленного яда. Хотя уже знаю теперь, что он меня может только убить.

Нет! Не могу, не должна, не опущусь до того, чтобы снова вернуться к нему после того, что было. От меня должна остаться хотя бы гордость — если уж всё остальное разбито вдребезги.

Я цепляюсь зубами в подушку, чтобы удержаться и не переместиться к нему.

До утра путаюсь во влажных белых простынях. Комкаю пальцами одеяло. Рассвет встречаю сухими невидящими глазами. Засыпаю снова под утро. Я уже слишком привыкла жить так.

Это повторяется ровно три дня и три ночи.

Три чёртовы бессонные ночи, за которые я впиваюсь себе в руку до крови, чтобы не думать, не представлять, как он ждёт меня тоже, как ходит хищным зверем по своей клетке — зверем, у которого из-под носа украли добычу.

Не представлять, как набросится на меня, стоит мне появиться снова.

Не представлять, как я буду загораться от каждого прикосновения.

Не представлять, насколько мне будет плевать на доводы рассудка, как буду обдирать с него одежду сама, как буду подставлять губы, ловить нетерпеливые пальцы. У меня болит всё тело от того, как нужны мне его руки прямо сейчас.

Задыхаюсь, сжимаю зубы сильнее, чувствую металлический привкус во рту.

Я сильная. Я справлюсь.

Повторяю снова и снова как клятву, как заклинание, как молитву.

На четвертый день я просыпаюсь полная решимости что-то изменить. Иначе этой ночью я чувствую, что сорвусь. Его присутствие где-то там, совсем рядом, меня словно тянет незримыми цепями, властно и настойчиво зовёт сквозь всю эту толщу камня, разделяющего нас. Вниз, вниз, вниз. Упасть.

Но я хочу остаться на ногах.

Значит, должна увеличить расстояние.

Может, тогда этот зов утихнет.

Может, тогда я перестану его слышать.

Может, тогда я не буду так сильно, по-звериному, хотеть на него ответить.

Дункан удивляется, когда посреди дня прошу аудиенции — раньше я не сильно баловала брата родственными визитами. Дорвавшись до свободы, жадно осваивала границы этого прекрасного мира. Как вышло, что сама себя посадила на цепь?

— Я хочу уехать из холда.

Смотрит на меня удивлённо.

— Ты и так скачешь туда-сюда целыми днями, как кузнечик. Не понял, поясни подробнее! Что именно ты хочешь?

— Пожить куда-нибудь в другое Крыло. Надолго.

Мне слишком яркие здесь снятся сны, братишка. Но этого я тебе, конечно же, не скажу.

Серые глаза смотрят вдумчиво. Хмурится, замечая мой бледный вид, синеву под глазами. Платье я предусмотрительно надела с высоким воротом. Следы от зубов так быстро не прошли.

— Пожалуй, тебе и правда не повредит смена обстановки. И побольше солнца. Куда собралась? Я дам сопроводительное письмо и предупрежу кого надо.

— Саутвинг! — срывается с моих губ, и только потом наступает черёд осмыслить, почему назвала именно это Крыло. Собиралась ведь спросить совета у Дункана.

— Отличный выбор. В старом дворце Короля-без Короны полно свободного места, — хмыкает брат. Вытаскивает из стопки гербовой бумаги чистый листок и принимается быстро что-то писать размашистым твёрдым почерком.

Мимоходом сорвавшееся из уст брата имя бьёт наотмашь, я физически чувствую эту боль.

И Саутвинг… почему я назвала именно его?

А впрочем, какая разница.

Начну оттуда. Потом заберусь ещё куда-нибудь. Брат вон, явно рассчитывает, что уж в этом-то вояже принцесса найдёт себе достойного мужа. А соглядатаи, которых он ко мне, без сомнения, приставит, проследят, чтоб не прогадала с кандидатурой.

— Вот! — протягивает мне свиток, который успел уже запечатать королевской печатью по мягкому, свежему сургучу. — Отдашь его родственнику Финбара Фостергловера. Очень кстати как раз сейчас там гостит. Присмотрит за тобой.

Киваю рассеянно. Беру свиток. Помню дядьку Фина, рыжего побратима своего брата. Как раз тот самый, который смог покорить неприступную колдунью Малену. Родственников у Серого меча Запада — как звёзд в небе. И все такие же рыжие, и всех я никогда не могла выносить больше пятнадцати минут из-за их совершенно возмутительного жизнелюбия.

— Медальон в этот раз не вздумай забыть, коза!

Еще один рассеянный кивок. Подхожу, целую в подставленную царапучую щёку, коротко обнимаю. Мы замираем так на один короткий миг — и Дункан меня отпускает.

Хорошо, что ничего не расспрашивает о причинах моего решения.

Знает, что если не захочу — никогда и ни за что не расскажу.

Замечательный у меня, всё-таки, брат. И правильно пытался оградить свою маленькую глупую сестрёнку. Жаль, она не слушала и лезла, куда не надо. Прыгала — и допрыгалась. Почти. Хватило ума не падать с обрыва, только постоять на самом краю.

Саутвинг, значит. И… как там его?.. бросаю беглый взгляд на адрес