Шаман-оборотень: инициация - Анни Романова Страница 17

***

Они устроили привал уже на территории шаманов-оборотней. В полной тишине развели костер, разложили взятые бинты и травы. Калеб двигался по привычке, едва сознавая происходящее, безропотно подчиняясь резким приказам бывалого охотника.

- Ты был такой спокойный, - внезапно произнес Берк, закончив бинтовать руку. - На собрании. У тебя погиб отец и много соплеменников, а ты стоял такой рассудительный... мне хотелось тебя встряхнуть.

- Я..

- «Власть над разумом», да. Я помню. Но скажи мне, когда это отрицание и самообман стали для нас властью над своим разумом?

Повисла вязкая тишина. Калеб смотрел под ноги, но усилием воли заставил себя перевести взгляд на лицо товарища — выжившего вновь, вопреки всему.

Берк был зол.

- Я не виню тебя, - вдруг сказал он, глянув Калебу в глаза. - Не виню, хотя, может, и стоило бы.

От этих слов Калебу стало трудно дышать, а к лицу прилила кровь. «Стоило бы», - подумал он. - «Точно стоило бы.»

Их задача была выполнена. В полном молчании они устроились на ночлег, чтобы утром вернуться в поселение с добрыми вестями.

Когда выжившие вернулись

Темное время сдавало свои позиции. Тени уменьшались, сны все реже грозили захватить дух и унести в другие, чуждые реальности. Солнце еще не появилось, но каждое утро все в поселении с надеждой смотрели на юг, где должно было однажды встать Бледное светило — навевающее меланхолию и тоску об упущенном.

«Все лучше, чем кошмары», - думала Латиэль, от долгого недосыпания на ее лице темнели круги под глазами, кожа осунулась и побледнела, а реакция стала медленнее. С ненавязчивой подачи Тамира она начала общаться с Иридой, матерью Калеба, помогать Тиану справиться с шоком и горем — хоть и все, что они могли предложить ребенку, это отвар, притупляющий чувства, и слова утешения.

Любое сильное потрясение могло унести разум, оставив только тело, поэтому ребенка-гарпия не оставляли одного ни на мгновение. Латиэль чувствовала себя нужной — а еще отвлекалась от размышлений о том, что происходит между ней и Тамиром.

«Плохое время для мыслей» - вспоминала она, растирая травы для отваров ступкой.

А вечером, когда она вернулась в дом Тамира, она наткнулась на его странный взгляд и ощутила, как кровь прилила к щекам, а вся сонливость пропала, будто ее и не было.

Латиэль сглотнула и задержала дыхание, глядя на сильные, жилистые руки с проступающими венами. По телу пробежались неприятные мурашки.

- Тебе страшно.

- Мудрый шаман-оборотень, как всегда, видит меня насквозь, - прикусив губу, Латиэль скрестила руки на груди. - Что еще скажешь?

Тамир замолк. От его пристального взгляда Латиэль сжалась еще сильнее.

- Ты можешь мне отказать. Ты ведь знаешь это?

Латиэль непроизвольно выдохнула. Оказалось, она не дышала последние мгновений тридцать.

- И ты... не затаишь обиды или злобы?

- Нет. Я не хочу, чтобы ты потом жалела об этом. Для меня это гораздо хуже. Ты позволишь?

Латиэль наблюдала, как он медленно протягивал к ней руку, легко касаясь обнаженного плеча — от привычки носить тунику она не отказалась. По телу пробежали мурашки, и она чуть прикрыла глаза.

- Спасибо, - за что она благодарит, она и сама не знала.

Тамир улыбнулся и коснулся увереннее, спускаясь ладонью по ее предплечью и слегка притягивая ее к себе, аккуратно целуя в висок.

- Поспи, - сказал он. - Ты сегодня первая, я посторожу.

***

А утром, вместе с неуверенными лучами Бледного солнца, вернулись выжившие из отряда — поселение, не сговариваясь, вышло их встречать в удивленном и радостном молчании.

- Мы справились, - с ходу произнес Берк, при этом мрачно насупившись. - Единая матерь мертва. Собирайте всех, мы расскажем, как все произошло.

Из медленно расходящейся толпы выделилась Ирида. Ее всегда прямая фигура как-то странно съежилась, когда она бросилась обнимать сына — выжившему, вопреки всему.

***

Собравшиеся шаманы-оборотни ждали. Костер, вопреки традиции, едва успел заняться, как пустое пространство рядом с ним заняли Калеб и Берк. Рассказ о произошедшем был сух и лаконичен.

Берк, переодетый и уже посвежевший, обводил взглядом собравшуюся перед ним толпу, излагая историю, при этом умудряясь по-настоящему не смотреть ни на кого.

Латиэль содрогнулась, восстановив картину из сухих фактов. Срыв Калеба, смерть Единой матери и почти всего отряда — Берк не стал замалчивать ничего.

- Есть еще кое-что, - вдруг заговорил Калеб. - Я знаю, что многие думают, что я через пару полных смен солнц смогу стать старейшиной — но в пещерах я убил ребенка-нагу, думаю, она была дочерью Единой матери. Я более недостоин.

Шаманы-оборотни, вымотанные Темным временем, расходились — слишком много потерь и потрясений, слишком мало сил осталось. Единая матерь мертва, значит, они в безопасности — это главное, что они уяснили из рассказов выживших.

Латиэль нахмурилась, стоя на месте и глядя на Калеба — прямого, как и на похоронах отца. Неестественно прямого, смотрящего невидящим взглядом перед собой. Латиэль выдохнула и решилась — чеканя шаг и выпрямив спину, она направилась прямиком к нему и заговорила.

- Калеб. То, что я скажу, покажется тебе жестоким — но, если бы та девочка выжила, она бы стала новой Единой матерью. Можешь считать меня кем угодно, но я думаю, ты правильно поступил, - Латаэль смотрела прямо, чуть вскинув подбородок. Калеб не нашелся с ответом, и дриада, кивнув ему, развернулась и ушла. Потрясенный, он смотрел ей вслед.

Тамир подошел неслышно.

- Мы все видели твое состояние. Твой срыв был естественным, - сказал он.

- Если так, - вдруг ощерился Калеб. - Если так, то почему никто не помог? Почему никто не поддержал? Я шел не один, я шел с другими! Почему, Тамир, никто не вмешался?

Тамир чуть дернулся, но выдержал полный ярости взгляд Калеба. Рыкнув, тот ушел, разом растеряв всю свою прямоту и выдержку, но приобретя резковатую звериную грацию движений.

- Потому что у каждого из нас были свои мертвецы, - вслед ему сказал Тамир. - А еще в тебе всегда было много ярости. Я никогда не понимал, зачем ты ее прячешь.

Собрание разошлось. Тяжелые кустистые облака прорезали голубоватые лучи Бледного солнца.

Когда дороги разошлись

Шаманы-оборотни, разошедшиеся по домам, возвращались к рутине. Посевы, охота, сборы трав, ремесло, подготовка юных к путешествиям, рассказы о давних и не очень делах, о дальних и ближних странах. Лес вновь обрел