Саламандра 2. Новые горизонты. - Полевка Страница 13

зависимость, но от одного вида возбужденного Сканда по телу разливалась такая томная сладость, голова отключалась напрочь, и хотелось только одного – почувствовать его руки на своем теле. А потом не только руки. Но все будет потом. А сейчас все силы уходят на то, чтобы не пропустить и мгновенья этого представления под названием «Сканд раздевается». Судорожно расстегивает ремешки доспехов, раздергивает завязки, дышит через раз, чтобы сдержаться и не начать срезать их кинжалом, как уже бывало раньше. Все же, это поход, и где найти мастера для ремонта амуниции? Но смотреть, как у здоровяка пар идет от попытки сдержаться, это не может не завораживать. Вроде как последние минуты у бомбы с часовым механизмом, когда ты понимаешь, что сейчас рванет. Нет, не так. СЕЙЧАС РВАНЕТ!!

Надо, пожалуй, самому ремешок расстегнуть, а то опять порвет, а в сундуке их всего пара на смену. Так что надо поторопиться. Лекс только успел разобраться с застежкой, как колено мужа врезалось в матрас между бедер, а нос уткнулся в ложбинку шеи. Соскучился… Лекс откинул голову, давая больший доступ, пока две горячие руки требовательно ощупывали с такой тщательностью, будто проверяли, все ли на месте. Эти, по сути, невинные прикосновения так возбуждают, что сознание начинает плыть, и только поджавшаяся от предвкушения задница подает сигналы здравому смыслу. Поэтому пальцами запутаться в жесткую черную гриву, из последних сил оттянуть алчные губы от собственной шеи и прошептать в приоткрытый рот:

- Масло. Сканд, соберись, - в глазах мужа два омута и приходится прихватить за волосы более жестко, - масло! Сундук с травой на крышке. Простая защелка. Бутылка с маслом в углу! А я пока разденусь! Сам разденусь. Соберись, это важно! Масло!

Сканд как пьяный начинает оглядываться, выискивая, куда именно затащили сундуки, о которые он спотыкался дома. Оторваться от рыжика, такого томного и согласного на все, было реально подвигом, но он и сам понимал, что они давно не были вместе, и о сохранности любимого филея следовало позаботиться с самого начала, а иначе все закончится быстрее, чем хочется.

Хорошо, что нужный сундук стоял ближе всего. Сканд открыл его в поисках масла и едва не закричал от ужаса. Там лежал свернувшийся в клубочек бездыханный Ламиль!

Ламиль

- Ламиль, Ламиль, мальчик мой, открой глазки! - Лекс прижал к груди ребенка и нежно похлопывал по щеке, - Звездочка моя, открой глазки, ты меня пугаешь…

- Он умер… - из-за плеча выглянул Сканд и попытался перехватить малыша, - отдай…

- Не трогай! - неожиданно сам для себя взвизгнул Лекс, - он живой! Живой, просто не реагирует… не трогай!

- Ты уверен? - Сканд с тревогой смотрел в лицо мужу, - этот сундук делал Рарх. Делал специально для долгого пути. Так, чтобы ни жучок, ни песок, ни пыль не просочились! Если Ламиль забрался еще дома и захлопнул крышку, то у него воздух закончился еще до того, как вы из города выехали! Сколько ты был в пути? Половину светового дня! Он умер, Лекс, отпусти его, - Сканд опять попытался выхватить ребенка, - отдай!

- Он живой! - Лекс извернулся и, перехватив ребенка выше на плечо, отбежал в угол, - у него бьется сердце, только тихо, как в яйце, и с очень долгим интервалом. Он живой, я же чувствую!

Сканд передернул плечами и с жалостью посмотрел на рыжика, но вырывать силой ребенка не хотелось. Кирель тоже не сразу решился на церемонию кремации Пушана… Ладно, надо просто дать ему больше времени, чтобы он смирился с потерей.

Сканд замотал бедра килтом и, застегнув пояс, вышел из шатра. Надо было послать сообщение родителям. И заодно разобраться, как такое могло случиться, что никто не обратил внимания, что ребенок пропал. Что вес у сундука изменился. Да и если Ламиль вытащил из сундука вещи, чтобы забраться в него, то в теплой комнате должен был лежать ворох одежды! И этого тоже не заметили? Они что, свои глаза в задницу засунули, или смотрели, высунув языки, как рыжик переодевается?

Сканд вышел из шатра, поманил жестом первого попавшего белого монаха, завел в шатер и показал Лекса, который как в трансе укачивал неподвижное безжизненное тело ребенка, время от времени зовя его по имени. Надо сообщить родителям, а позже отвезти тело младшего наследника в Столицу.

- Результаты расследования сообщу позже, - Сканд болезненно поморщился, услышав, как Лекс умолял Звезду открыть глазки, - и тело передам позже. Или пусть пришлют из Столицы бочку с медом, чтобы довезти тело в целости… Не знаю, пусть Кирель сам решит…

Монах кивнул капюшоном и молча вышел из шатра. Сканд вышел следом и обвел взглядом замерших людей. Стенки шатра были тонкие, а Лекс кричал достаточно долго, пытаясь разбудить малыша. Уже, наверное, вся армия знает, что ребенок мертв. Плохое предзнаменование в начале пути, хотя это можно расценить, как добровольную жертву богам… Сканд потер грудь напротив сердца, чтобы разогнать болезненное онемение. Все внутри болело от горя, как будто ящер лягнул.

- Где мой кнут? - Сканд отвел руку в сторону, в ладонь сразу вложили рукоять сыромятного кожаного хлыста.

- Это наша вина… - Зи и Зу без колебаний стали раздеваться.

А раздевшись донага, опустились перед Скандом на колени и стали рассказывать, как утром приехали во двор. Получили приказ от Тиро забрать сундуки из теплой комнаты и не смотреть на вещи, которые там остались. Сканд стал задавать вопросы, но даже нужды в хлысте не было. Сестры рассказывали все честно и даже не пытались переложить свою вину на Тиро или кого-то другого. Они не знали, какой вес должен быть у сундуков, а на вещи, разбросанные по комнате, даже не посмотрели. Ну, мало ли, какой в этом доме обычай? Но Тиро о беспорядке не сообщили, посчитав, что тот и так в курсе, раз сказал не обращать внимания на другие вещи. Они готовы принять любое наказание за гибель ребенка и вины с себя не снимают.

Сканд в сердцах бросил кнут. Если Кирель захочет, пускай сам снимает с них шкуру, а он понимает, что их вины в этом нет. Так сложились звезды, таково было решение богов… Ламиль всегда был избалован вседозволенностью и делал, что хотел, а еще слабость сердца Лекса, когда он сам боялся приструнить его. И вот, в итоге Ламиль решил, что может делать все, что пожелает! А вседозволенность всегда