Расселл Джонс - Выше головы! Страница 72

— Ты что-нибудь выяснил? — спросил я у Нортонсона. — То, что я тебя тогда просил? У родных?

Тот пожал плечами.

— Да они всё уже рассказали! Всё, что знали. Сначала было хорошо. Потом началось… Дерзили, когда их про школу спрашивали. Не слушались, спорили по любому пустяку. Альтеры свои поломали.

Я вспомнил отчёты, которые изучал.

— А что-нибудь особенное? Из ряда вон?

— Да там всё из ряда вон! — он устало опёрся о стену, посмотрел вверх, прямо на свет. — Как будто их подменили… Я понимаю, возраст такой. Я сам через это проходил. Я однажды из дома ушёл, представляешь? Месяц жил в Западном в блоке у Кирабо… — он печально улыбнулся, вспоминая погибшего друга. — Но не сходить же с ума! Не ломать же жизнь себе и остальным! А вдруг они заболели? — он с надеждой взглянул на меня.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Они абсолютно здоровы.

— Тогда я вообще ничего не понимаю… Знаешь, что у меня Фьюр спросил?

Я встрепенулся, поскольку точно помнил, что Нортонсона никто не опрашивал.

— Рассказывай!

— Да что там рассказывать! Он спросил, был ли я на Земле. Вроде нормальная тема, но когда я объяснил, что сидел на «Ноэле», и только раз вырвался на экскурсию, да и то на верфи «Хейердала», он так засмеялся… Мороз по коже! Сказал, что он «так и знал». И заявил, что, может, Земли никакой и нет! Почему это я уверен, что она есть, если я её видел только в записи? — и лейтенант улыбнулся с таким видом, как будто от него требовалось совершить нечто такое, что находилось за гранью его физических возможностей.

Экономика: Расчет нормативов

Очередной докладчик вышел на трибуну — и принялся озвучивать информацию, которая дублировалась на большом экране над его головой. В точности данных никто не сомневался: финальными расчетами занимался бюджетный логос, ежесекундно контролирующий нормативы потребностей, производительности и убытков. И бонусов, на которые можно заказать деликатесное блюдо или стать клиентом популярного дизайнера. Или перевести в ТФ.

Несмотря на то, что основную работу делали ИИ, именно людям предстояло принять окончательное решение — поэтому отчитывалась каждая служба, а зал, где заседала комиссия, был битком набит. Если три года назад происходящее могло выглядеть дежурной формальностью, теперь каждый воспринимал своё участие как подтверждение права управлять жизнью общества. Логосы и камиллы играли сугубо подчинённую роль, каким бы реальным могуществом они ни обладали.

Выступал представитель медицинского отдела, и оглашенные им цифры смотрелись бледно по сравнению с, например, докладом Отдела Безопасности (которым можно было бы и ограничиться). «Акции» Фьюра и Тьюра никогда не ставили себе целью нанести физический вред, но даже в этом направлении нашлось, чем попрекнуть. В частности, возрастанием жалоб на ухудшение сна и проблемы пищеварения у тех, кто особенно болезненно воспринял «шутку» с поддельной кровью. Сильнее всего пострадали родители тех детей, которые учились в одном потоке с подсудимыми.

Всё верно, это был суд. Без кавычек и оговорок. Квартер Восточного сектора, административные и народные судьи, а также выбранные представители профсоюзов собрались, чтобы оценить ущерб и принять меры. Для этого их, собственно, и назначили.

Комиссия состоялась всего лишь на неделю раньше назначенного срока. Но с совсем другим соотношением «ЗА» и «ПРОТИВ», точнее, с совсем другими пропорциями надежды и неизбежного.

Как быстро пролетело время! Всё, что я успел, это выучить биографии ребят, до дыр зачитать отчёты наблюдателей и терапевтов, да ещё познакомился поближе, если короткий разговор в бассейне и попытку отключить меня можно считать общением. Всё равно результата — ноль.

— Я отменяю условия, — сказала мне Леди Кетаки за завтраком. — На Тильду тебя никто не вышлет.

«А может, вы и не собирались?» — подумал я, но промолчал.

— Для того, что они сделали, оправданий нет, — продолжила она после паузы, так и не дождавшись от меня какой-либо реакции. — Никто уже ничего не изменит.

— Я хочу выступить в их защиту!

— Хорошо. Конечно, выступи! Если у тебя есть, что сказать, скажи. Только не рассчитывай, что повлияешь.

И вновь я смолчал.

— Рэй, ты не можешь всегда выигрывать, — печально улыбнулась она. — Если тебя это утешит, мы все проиграли.

Да, проиграли. У каждого докладчика было такое же лицо: «я сдаюсь, и сожалею об этом, но ничего тут не поделаешь».

Как ни странно, оглашение суммы ущерба оказало успокаивающее действие: на цифры проще опереться, и поскольку обоснование приговора лежало в рациональной области, можно было проявлять сочувствия и понимание ситуации. Всем было жалко Фьюра и Тьюра (кроме, наверное, инспектора Хёугэна), но вот вам показатели затрат, вот нормативы, вот разница — давайте реагировать.

Если перевести в денежный эквивалент, то ситуация напоминала мой давешний разговор с любопытным Кариком на борту «Рима»: ребятам придётся минимум пять лет перечислять свои бонусы в общий бюджет. Если, конечно, они будут получать эти бонусы, то есть захотят однажды вернуться на станцию. С другой стороны, перевод в Проект Терраформирования был выгоден: там совсем другие зарплаты, и можно быстро обнулить свой долг.

Досаднее всего, что обнулить могли по умолчанию, задним числом, как обнулили в своё время для тех, кто был в зале (кроме меня, появившегося на свет в возрасте восемнадцати лет и не познавшего прелестей подросткового бунта). Каждое поколение мечтало, так или иначе, расколоть «скорлупу» станции и вырваться на свободу. И за каждым поколением признавали это право. Но редко кто пытался сделать это буквально.

— Если бы не КТРД! — услышал я, когда проходил к своему месту. — Ну, чего им стоило уняться?..

Миловидная представительница школьного союза, знакомая мне ещё по группе «А-М-112», качала головой, не в силах примириться с поражением. А в собеседниках у неё был пожилой мужчина в лазурно-белом комбо спамеров, и он оценивал ситуацию более категорично:

— Скажи лучше — если бы не листовки в поварскую субботу!

Всё верно: если бы после «чистых» итоговых работ ребята успокоились, им бы списали всё. И вздохнули бы спокойно. И жили бы дальше. И через несколько лет, получая родительский аттестат, Фьюру и Тьюру пришлось бы разбирать собственные «подвиги», чтобы продемонстрировать способность понимать своих будущих детей. И «бунт банды» стал бы содержанием семейных летописей и основой для многолетней дружбы…