Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ) - Михайлов Дем (Руслан) Алексеевич Страница 49

Так что исходя из логики — сюда должны набирать исправных трудяг, что не зря занимали крест.

С другой стороны, здесь все как один люди мягкие, спокойные, улыбчивые — я бы даже сказал люди мирные.

Черт его знает, кто здесь больше котируется. Я пока не разобрался и предпочту не спешить с «чистосердечными признаниями». К тому же это снова будет слишком подозрительно — я только появился здесь, никого не знаю и вдруг решаю открыть душу первому встречному. Поэтому…

— Здравствуй, Тихон — спокойный, ровный, довольно благожелательный и при этом очень пьяный голос оторвал меня от размышлений и монотонной работы. Голос был мне незнаком.

С уже отрепетированной улыбкой я повернулся, ожидая увидеть седого повара, решившего познакомиться лично и перекинуться парой слов. Я улыбнулся и… осекся, не выдавив ни слова. Передо мной стоял не повар. И не чернорабочий вроде меня.

Фурриар.

Это я понял сразу — хватило одного взгляда на лицо. На лицо Кощея Бессмертного из старых советских фильмов. Сероватая кожа, чуть выпученные округлые глаза, большой нос, неестественная худоба лица в целом, отчего кости выступают под кожей подобно тяжелым валунам. Тонкие длинные губы с резко опущенными уголками, широкий подбородок при общей вытянутости лица. Как есть Кощей. Спустя секунду я понял, что дополнительное сходство с киношным злодеем из сказок этому человеку придал плотно сидящий на его голове золотой широкий обруч с тонкой богатой резьбой.

— Здра… здравствуйте… — кашлянул я, медленно опуская руки.

Хорошо, что я уже мокрый — из-за обильного пара от слишком горячей воды, которой я никак не могу насытиться. Потому что я вспотел так быстро, что не заметить этого было бы просто невозможно. А так просто добавилось лишних капель на лбу.

— Ты работаешь — констатировал фурриар.

— Работаю — кивнул я, стоя как оловянный солдатик.

Он был выше меня на полголовы. Сухощавый. Очень длинные руки — куда длиннее моих. Длинная шея тоже выглядит по нашим земным меркам неестественной.

— И работаешь ты хорошо, Тихон — не обращая внимания на мое оцепенение продолжил фурриар и покачнулся — Я Вангур. Один из управляющих кухнями. Ты работаешь на меня.

— Да — я повторил свой кивок — Я слышал о вас. Вы главный.

Передо мной стоял тот, кто отправил Василия Азаматовича обратно в тюремный крест и промариновал его там долгое время в полной изоляции. Покрасневшие выпученные глаза фурриара еще раз осмотрели меня с ног до головы, после чего он неспешно вытянул руку, взял с края стола один из только что вымытых мной стаканов, пристально изучил еще мокрое чистое стекол, удовлетворенно кивнул и, перевернув стакан вниз дном, до половины наполнил его синеватой жидкостью из бутылки в другой руке.

— Работай хорошо, Тихон. Работай хорошо всегда. И проблем не будет.

— Конечно. Я старательный.

— Мы увидим — произнес фурриар, протягивая стакан.

Когда я забрал его, он взял второй стакан, также внимательно и пьяно изучил, кивнул, налил еще половину и протянул ко мне:

— Давай по-вашему. Со звоном. У нас сегодня большой праздник. Главный праздник. Выпей за здоровье фурриаров, Тихон.

— С удовольствием — я позволил себе робкую улыбку — Большое спасибо. За здоровье фурриаров! За вас, господин Вангур!

Чокнувшись, я влил в себя синеватую жидкость, проглотил и… зашелся в сиплом кашле. Горло обожгла какая-то адская смесь. Досталось даже языку и деснам. А пищевод будто свинца раскаленного налили. Еще мгновение и… я замер, изумленно глядя на улыбающегося фурриара сквозь пелену выступивших слез.

Обжигающая боль исчезла. Внутри поселилась спокойная холодная благодать.

— Это тулра — сказал Вангур и налил в мой дрожащий стакан еще чуть-чуть — Национальный напиток. Пей, Тихон. Пей за фурриаров. А потом отдыхай — я разрешаю.

— Благодарю, господин Вангур! От души!

Он уже уходил, ведя рукой с бутылкой по стене и унося с собой медленно опустошаемый на ходу стакан. Я тоже был опустошен, стоя с добавочной порцией иноземного самогона и глядя в след так напугавшему меня человеку… хотя он не человек. Фурриар Вангур. В его глазах я прочел немногое, но прекрасно уловил в нем такое холодное непроницаемое внимание с каким смотрит на вас крокодил через стекло террариума.

Меня повело. Мягко, но уверенно. Выключив воду, я сделал шаг и упал на высокий табурет, на котором недавно ужинал. А ведь я поел прямо плотно. Не должно было меня так шарахнуть — но по мозгам ударило будь здоров.

— Ох ты! Это ведь сам Вангур тебя попотчевал, Тихон! — подскочивший Айтан пораженно закачал головой, не сводя жадных глаз со стаканом с самогоном — Да еще чем!

Я молча протянул ему тулру и сипло спросил:

— А где мой чай?

— Сейчас все будет! — заверил меня Айтан и, опрокинув в себя стакан, зажмурился и зашипел, медленно стравливая воздух — Ох-х-х-х-х… аж до печенок…

— Аж до печенок — согласился я, но имел в виду совсем не крепость самогона.

Фурриар был пьян. Очень пьян. Но его опьянение больше выражалось в «физике», а не в «психике». Он шатался, явно с трудом удерживал равновесие, лицо пьяно оплыло, голова наклонены, но при этом он смотрел налитыми кровью глазами внимательно и оценивающе, а двигался нарочито медленно и аккуратно — понимая, что пьян и с трудом контролирует себя. Там на Земле я тоже встречал таких людей. Одни из самых опасных. Пьют больше всех, всем наливают, но при этом там внутри своих голов не пьянеют, внимательно наблюдая за происходящим вокруг и ничего не забывая на следующий день.

Отдышавшись, я взял у пришедшего в себя Айтана стакан с горячим чаем и, все еще не чувствуя толком рта, принялся прихлебывать мелкими-мелкими глотками сладкую черную жижу. Слишком сладко — как и просил. Мне нужна сейчас дешевая быстрая энергия и от переслащенного чая я получу ее в избытке. Горячий сладкий чай подстегнул и без того разогнанные стрессом тело и разум, но нервный пик уже прошел, и я привычно начал давить эмоций, первым делом вернувшись к мытью посуды — любое будничное дело лучший помощник в самоуспокоении. Стоящий рядом Айтан что-то бубнил, но я не сразу расслышал его слова и пришлось переспросить.

— Я говорю — чего он тебе сказал-то? Вроде как улыбался…

— Улыбался — подтвердил я, чувствуя, как к онемелому лицу возвращается чувствительность — Разрешил нам отдыхать. Так и сказал — выпейте мол и отдыхайте.

— Ну вот и смене конец — обрадованно заулыбался старик — Посидим в общей зоне? Есть у меня чутка водочки прибереженной и закуски к ней.

Я покачал головой:

— Буду дальше работать.

— Так ведь тебе разрешили отдыхать идти — не понял меня удивленный Айтан, опускаясь на ближайший стул — Ох в голову ударило как… одно слово — тулра. Но вещь! Вещь! Так… я ж не о том… Так чего ты отдыхать не хочешь?

— Некрасиво это — просто ответил я, неспешно закрывая воду и вытирая руки прямо о рабочую рубашку — Это ведь считай мой первый рабочий день. И пусть он пришелся на праздник, но вот так убегать с середины рабочей смены — это не по мне. Но ты иди, Айтан. У тебя-то не первый рабочий день.

— Ох сколько их уже за плечами — прокряхтел старик и поднялся — Ну пойдем тогда, работяга.

— Куда?

— Так ведь мусор нам еще таскать не перетаскать. И да — прищурившись, старик хитро взглянул на меня — Это ведь проверял я тебя. Захоти ты смену закончить — пристыдил бы. Ведь к утру баков с мусором только прибавится. Все загромоздят. И на кого мы это дело бросим? На бедолаг с утренней смены? Негоже так, однако.

— Вот и я о том же — улыбнулся я, поворачиваясь к стене, где висели длинные непромокаемые фартуки — Вот и я о том же.

— Но до самого утра работать — тоже дурость! — припечатал Айтан — Управимся пораньше — и отдыхать! Мы ведь тут дела ради, а не отчетности для. Верно?

— Даже спорить не стану — хмыкнул я, вывозя поскрипывающую тележку в коридор — Откуда начнем?

— С цеха первичной подготовки. Там как раз недавно должны были с потрошением и чисткой замороженной рыбы закончить. И хоть нам всегда самый свежак приходит, попадаются бывает и тухлые экземпляры и уж вонь тогда на все помещение. Но рыбу тут винить нечего — среди людей тоже тухляк встречается. Согласен, Тихон?