Только об этом не пишите! - Sally KS Страница 46

Кузнец не может спросить с ведьмы плату, но и даром ведьма принять от него ничего не может. Значит — только обмен, услуга за услугу. Твое мастерство против моего дара.

С Артемом договорились на удивление легко.

— Что возьмешь за труды? — спросила Лава.

Он долго молчал. Потом сказал тихо, осторожно:

— У меня сын болеет. Врачи отказываются.

— Сколько ему?

— Семнадцать лет.

— Что с ним?

— Бабка моя говорит — сглазили. Был крепкий парень, хоккеист, отличник, а сейчас похудел, спать не может, есть не может, кошмары мучают, из дома перестал выходить. Возил и по врачам, и по знахаркам — толку нет.

— Точно не онкология?

— Точно, могу тебе медицинские бумаги показать. Во всех аппаратах его уже насквозь просвечивали — нет ничего внутри.

— Ладно, посмотрю, — согласилась Лава. — Если порча или дурной глаз — помогу. Если другая болезнь — сам понимаешь, я не врач, и медицинские бумаги мне без надобности.

Он серьезно кивнул.

— Договор! Кровью надо подписывать?

— Надо. Но потом, — сказала она с улыбкой. — Пока рано. Ты найди материал, сделай заготовку, а ковать при мне будешь. Ты мой номер записал, я твой, звони. А я немножко подумаю и тебе сообщение отправлю — что приготовить для сына. Сам видишь: у меня сейчас ни машины, ни места, ни травинки собственной. Придется тебе самому все разыскать. Мне пора, Никита уже заждался, наверное.

— Подожди! — Артем потянулся, будто хотел придержать ее за рукав, но вовремя остановился. — Ты… по правде? Вот так пришла и… предложила обмен? Не шутишь?

— Мне шутить некогда, инквизиция уже такси вызвала, — усмехнулась Лава и открыла двери. В кузницу хлынул дневной свет.

…На обратном пути Никита всё посматривал на неё искоса и вдруг сказал:

— У вас лицо стало другое. Было напряженное, печальное, а сейчас вы будто светитесь. Так приятно было про дедушку вспомнить?

Черт. Надо следить за собой. Лава не без труда вернула себе прежний угрюмый вид и ответила что первое в голову пришло:

— Я просто телефону рада. Без него сейчас — как без рук. Вечером ещё каких-нибудь ресторанных критиков почитаю — очень успокаивает. Сидишь со своей пустой овсянкой и переживаешь, что блогеру в казаречче арабьята положили слишком много пекорино романо. Или тунца пообещали блюфин, а подали еллоуфин. Возмущаешься у себя на кухне, какой беспредел в этих итальянских ресторанах.

— Из того, что вы сказали, я только слово «беспредел» понял, — признался Никита, но, явно позабавленный, улыбнулся.

Черт, черт. Отвернись, не надо тут маячить своим простым домашним теплом. Ты всем помогаешь, как сорока-ворона — этому дала, этому дала, этому дала, — так что не вводи в искушение. Не заставляй думать, что я для тебя не галочка в списке добрых дел, а какой-то отдельный персонаж.

— Валентина, а вы откуда? Где живете?

— Сейчас — у отца Алексия в бане. А так — в Кроткове, — неохотно призналась Лава.

— Если хотите, я поспрашиваю знакомых, нет ли для вас в Кроткове какого-нибудь жилья. Может, кто-нибудь сдаст подешевле или бесплатно пустит.

— Спасибо, не нужно.

— Мне не трудно, правда!

— Нет, Никита, не стоит этого делать, — Лава лихорадочно соображала, как бы переменить тему. — А можно я у вас спрошу?

— Спрашивайте.

— Вот вы волонтёрите, и меня уже полдня возите по моим делам, видя, что мне не к кому обратиться. А ведь вы занятой человек, у вас бизнес. Откуда в вас столько желания помогать?

— Долгая история, — ответил он и замолчал.

Ну ладно, хотя бы больше не хочет везти её в Кротков, где ей появляться никак не надо… И когда она решила, что беседа закончена, он вдруг вновь заговорил:

— Я был пропащим человеком. Правда. Совершал плохие поступки. И однажды попал в беду. Думал, что никто мне не поможет. Но нашлась одна женщина и буквально спасла. А потом сказала: «Когда-нибудь я приду к тебе, и ты вернешь мне долг». Но это было несколько лет назад… Я сначала правда ждал, что она придет и скажет: а помоги огород вспахать… Или, может, защитить ее нужно от бандитов каких-нибудь. Но её не было. И я понял: речь шла о том, что я сам, не дожидаясь напоминания, должен помогать другим людям. И я стал помогать. Особенно женщинам, похожим на неё.

— А я похожа? — удивилась Лава.

— Внешне нет. И она явно постарше была. Но по ощущению — что-то общее, — уверенно ответил Никита. — Не могу точнее сказать. То ли взгляд, то ли манера говорить… У неё была такая особенность интересная: в глазах отражение переворачивалось…

— А знак она вам оставила? — осторожно спросила Лава.

— Откуда вы знаете? — изумился Никита. — Да, есть шрам такой… особенный. Правда, не знаю, как он появился… Но я был в плохом состоянии, мог не запомнить…

«Поздравляю, — мрачно подумала Лава. — Ты встретил ведьму. И можешь мне поверить: сколько бы ты добрых дел ни сделал, дурачок, она с тебя своё всё равно когда-нибудь возьмёт. И не добрым делом. Так что сейчас зря стараешься…» А вслух сказала:

— Это удивительно интересный рассказ. Как бы я хотела узнать подробнее… Если, конечно, вы можете поделиться.

Обычно после таких слов она доставала диктофон. Никита почесал бороду и неожиданно спросил:

— Если я скажу, что сидел в тюрьме, вы сильно удивитесь? И сможете угадать, за что?

— За что в кино сидят благородные герои? — пожала плечами Лава. — Защищал девушку и нечаянно прибил негодяя. Или подставили. Или нелепая трагическая случайность.

— Нет, — он махнул рукой. — У меня статья была самая не героическая. Я закладки делал.

— Да ладно⁈

Вот сейчас удивил, викинг. Ошарашил прямо. Чтоб такой мощный белокурый добряк — и мелкий дилер?

— Честно. Наши с братом родители — люди не богатые, но и не бедные, нас не баловали, много денег в руки не давали. Мне было лет шестнадцать-семнадцать, и захотелось богатство в руках подержать… Вот и нашел себе… подработку. Дурак был. Идиот. Меня скоро взяли, но тайники нашли не все, поэтому и дали не очень много. Родители сразу от меня отреклись. Сказали, чтобы дорогу домой забыл. Я на них не обижаюсь, всё правильно сделали. До