Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева Страница 40

Шутка, прямо скажем, не уморительная. Но мне сейчас годятся любые – хоть про лиловых изобразов, хоть про «тарелки жрать». Главное, чтобы внутреннюю улыбку подкармливали.

Без внутренней улыбки мне сейчас совсем нельзя.

Особенно когда на стол ложится тень, поднимаешь глаза – а это Инхо…

То есть Моф. Пожалуй, буду называть его так даже про себя. Коротко, забавно, придумано мной… Так почему бы и нет?

В одной руке у Мофа полная тарелка рисовых колобков с грибным суфле, а в другой – сразу две чашки меффа.

– Можно?..

У меня полный рот вкуснейшего хлеба, поэтому киваю молча. Он ставит тарелку на край, и я по привычке думаю: один точный удар ногой снизу по столешнице – и рисовые кругляши выпрыгнут прямо ему на колени, а потом раскатятся по полу.

Раньше вот это могло бы подкормить мою внутреннюю улыбку. Слегка.

А сейчас… Если честно, я просто рад, что он сидит напротив. И весь, от коротких загнутых ресниц до длинных уверенных ступней в плетеных тапочках, наполнен какой-то интригой. Не веселой, что могло бы означать прогресс в поисках Стрелка. Скорее, тревожной. Но все равно сулящей мне занятую в ближайшее время голову и много общения.

Моф аккуратно прокалывает ножом дырочку в одном из колобков, с явным удовольствием высасывает суфле, одновременно рассматривая мою старую футболку с обтрепанным воротом.

– Ты вчера случайно загрузил в утилизатор всю одежду, кроме этой?

– Приятно, что ты волнуешься за мой гардероб. Но он цел. Почти весь.

Намеренно акцентирую это «почти весь» – и смотрю внимательно. Пытаюсь понять: знает или еще нет? Какова скорость распространения истории моего… в общем, этой истории?

И когда я уже практически уверен, что до Мофа слухи еще не дошли, он говорит, неуверенно расставляя слова между длинных пауз:

– Я слышал… кое-что… Впрочем, это наверняка просто байка в стиле Белого Дня… Некоторые начинают нести всякое и просто не могут остановиться.

Значит, слухи все-таки дошли.

Тогда лучше пусть будет ясность.

– Вчера под конец праздника несколько человек в… скажем, в масках меня поймали, раздели, раскрасили и отпустили. Болезненно для самолюбия, но в целом достаточно гуманно. И хотелось бы никогда больше не поднимать эту тему.

Он автоматически крошит и размазывает по тарелке очередной рисовый колобок.

– А я был почти уверен, что байка. В смысле, трудно представить тебя… Да и вообще неприятно думать, что у нас все еще… так.

Он раздраженно дергает себя за мочку уха и больше ничего не говорит.

Я отрываю очередной кусок от уже остывающей хлебной тарелки, мимоходом радуюсь, что пальцы не дрожат, и пожимаю плечами:

– Да, под тонким слоем этики-поэтики у нас тут, как оказалось, по-прежнему все непросто. Но знаешь, нет ничего, что нельзя было бы поправить вытяжкой из слюны лилового изобраза.

– Лилового кого?

– Изобраза.

Моф хмыкает. Потом смешно дует вверх, освобождая правый глаз от светлой пряди.

– Надо было тебе вчера с нами праздновать. Нишка говорила, что звала тебя.

– Да, было такое. Но я вообще-то думал, она не всерьез.

Шорох шагов, позвякивание посуды о тарелки и пчелиный гул голосов озвучивают очередную паузу. Которая радостно лопается, когда у нашего стола раздается знакомый голос.

– Привет, Тимьяныч. Представляешь, я завтрак просто проспала. Если бы не твое сообщение, могла бы, наверное, и до вечера проваляться. О, Эф_Имер, а у меня такой же пирог!

Это, конечно, Венц. Как будто почувствовала, что о ней говорят. Сегодня вместо кос – два хвоста, перехваченные широкими серо-голубыми лентами. На щеке – уже почти незаметный отпечаток колокольчика. Видимо, забыла вытащить один перед сном.

Мы обмениваемся кивками, как добрые знакомые.

К этому, оказывается, легко привыкнуть.

– Привет, Нишкин. А мы как раз выяснили, что ты вчера как-то так пригласила Эф_Имера праздновать с нами, что он принял это за шутку.

Венц садится рядом с Инхо, ставит тарелку с пирогом – действительно таким же, как у меня, – и задумчиво встряхивает хвостами. Вопреки всякой логике я почти ожидаю услышать звон.

– Возможно, я была не очень убедительна… С другой стороны, я же пыталась говорить на его языке – шутеечки, ехидство, смысл не в словах, а где-то между ними.

– Язык, возможно, и тот, но диалект ты перепутала. Использовала северноэфимерский, а я говорю на южноэфимерском.

Откусываю от пирога. Почему-то хочется попробовать его прежде, чем это сделает она.

А еще хочется, чтобы она снова сказала «Вольга».

– Вот, – кивает она Мофу, – вот, я как раз об этом.

Потом мне:

– Смешно, ага. И главное, ничего не говорит о том, жалеешь ты, что ушел праздновать один, или наоборот. И так всегда.

Я развожу руками, признавая ее правоту и рассыпая по столу крошки пирога.

– Очень хотелось бы сказать, что ты пропустил совершенно невероятное по бесшабашности действо… но честность не позволяет. И я сейчас одну печальную штуку поняла: мой рот почему-то наполнен словами, а между тем, этот пирог надо есть теплым. Иначе это просто бессмысленная трата пирога.

Вот Венц точно еще не слышала последних новостей обо мне.

И хорошо.

Я смотрю, как искрится мельчайшей снежной пылью воздух за окном.

Как сосредоточенно молчит о чем-то Моф, методично отправляющий в рот кусочки рисовых колобков.

Как шумно и болтливо устраиваются за соседним столом Лора Афейна, Марта Вай_Нон, Марк Руни, который в своей визновелле оставил меня без лица, и еще одна орфа из его будущих коллег… Мирра Искусница, вроде бы. На меня они даже не косятся. Но это невнимание кажется слишком старательным, нарочитым…

Хотя нет – вот Афейна проходится взглядом по моим тарелкам, футболке и, наконец, по лицу. А потом кивает мне. И даже слегка улыбается.

Это в честь чего, интересно?

На всякий случай я тоже наклоняю голову.

А потом решаюсь посмотреть туда, где уплетает свой пирог Венц.

У нее короткие волоски пушатся на висках и за ушами, стоят дыбом на макушке. И от этого у меня внутри что-то вздрагивает и сжимается. Почти невыносимо хочется окунуть пальцы в этот ореол. И становится страшно: неужели так теперь будет всегда?

Нет, «всегда» – это пафосно и неправда. Но возможно – долго…

Она вдруг отвлекается от своего пирога, встречает мой взгляд и спрашивает:

– У меня с лицом что-то? А, знаю, след еще не пропал, от колокольчика. Я один забыла вынуть, так и проспала с ним всю ночь.

– Точно, – удивляется Моф, трогая кончиком пальца ее щеку, – но уже почти не видно.

Нужно тоже что-нибудь сказать. Какую-нибудь ехидную шутеечку, смысл которой