Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов Страница 33

Снаружи было пустынно и холодно. Саша аккуратно взяла меня под руку, вручила сумку с припасами, и мы торопливо зашагали прочь от лагеря.

У засыпанного снегом фонтана я обернулся. Огонь горел ярко, выхватывая из темноты спящий лагерь. Незнакомка, все также кутаясь в плед неподвижно сидела у костра и смотрела нам вслед.

***

В нашем маленьком и плохо продуманном плане побега был один серьезный недостаток. Собственно, и сам план был одним сплошным недостатком, но хуже всего то, что мы совершенно забыли про снег. А ведь он был тем самым злодеем, который не давал нам вернуться домой. Сейчас он лежал толстым белым покрывалом между домами, а за нами тянулась глубокая рыхлая колея. Конечно, если бы нас хватились сразу, то найти две продрогшие фигуры на конце этой колеи не составило бы никакого труда, как бы далеко мы не шли всю ночь сквозь почти непроглядную темноту. Но едва костер скрылся за углом высокого дома, мы совершенно потеряли всякий ориентир. Мы почти не видели друг друга, а темный город сливался с таким же темным небом. Только облака едва заметно светились на горизонте слабым электрическим призраком – где-то там был порт или просто город. Я не слишком силен в географии.

Саша достала фонарь, но это не помогло. Пятно желтого света металось по заснеженной улице, по серым стенам, по нашим же следам и растворялось в темноте переулков, в глубине аллеи. Мы не прошли и квартала, как снег набился в ботинки, до самых колен пропитал совсем не зимние штаны. Быстро сыреющая одежда и ветер мгновенно дали о себе знать – мы продрогли насквозь. В конце концов мы нащупали дверь подъезда, понимая, что ушли не так уж далеко. Мы долго бродили по темному подъезду, натыкаясь на стены и двери, пока наконец не нашли одну открытую. Тут был сломан замок, а под ногами в полном беспорядке были разбросаны вещи, словно оставленные в спешке. Свет фонаря скользил по стенам с однотонными обоями, с рамками картин и фотографий. С блестящего глянца на нас смотрели темные незнакомые лица. Мебель была на месте, а окна целы и сюда не добрался снег. Только холод. Мы скинули ботинки и мокрую одежду с налипшим снегом, забрались с ногами на обнаруженный в маленькой комнате диван и завернулись в плед. Я чувствовал прижатые ко мне ледяные ноги Саши. Под гладкой кожей ощущал напряженные от холода мышцы. Я темноте я почувствовал, что она повернулась ко мне, возможно даже улыбнулась и я на всякий случай улыбнулся в ответ. И прижался плотнее к ее ногам, словно мог их согреть.

Под утро поднялся ветер, и снег засыпал наши следы. В окна вполз ранний свет, но не серовато-бледный, как бывает утром, а какой-то желтый неестественный и неприятный. Я открыл глаза и увидел протянувшуюся над городом полосу оранжево-красного восхода. В мертвом пыльно-желтом свете застыли очертания чьего-то чужого дома. Их мебели, разбросанной одежды, сложенной в углу стопкой книг. Казавшаяся ночью в свете фонаря огромным лабиринтом квартира стала вдруг маленькой и уютной, но все равно чужой. На подоконнике лежал забытый фотоаппарат и подшивка старых газет. Над маленьким столом в углу с настольной лампой висел старый календарь с ленивым котом. Некоторые дни июля были старательно обведены красным маркером.

Я аккуратно, стараясь не разбудить Сашу, поднялся, встал ногами на ледяной пол. Саша сжалась под пледом и зарылась лицом в воротник куртки. Аккуратно на пятках я добежал до шкафа, борясь с чувством стыда за то, что роюсь в чужих вещах, хоть и оставленных лет двадцать назад, принялся искать себе что-нибудь пусть и холодное, но не промокшее. Жил тут явно мужчина – я отыскал зимние ботинки и теплые носки. Потом еще одну пару Саше – не до манер. Наши хлипкие ботинки обледенели и примерзли к полу. Куртка была всего одна, зато отыскался вполне пригодный теплый свитер, который я немедленно натянул на себя.

– Красавец, – Саша сонно улыбалась. – Где мы?

– Ты не помнишь? Мы эту квартиру нашли ночью. Единственная незапертая.

– Хорошо, – она спохватилась, откинула плед. На мгновение мелькнули ее голые белые ноги и спрятались в штанинах чужих теплых брюк.

– Саш…

Она обернулась, коротко улыбнулась мне.

– Ты мне нравишься, Саш.

Она кивнула и стянула волосы резинкой.

– Надо идти, пока все спят. Так от дома к дому за день пройдем далеко.

Не расслышала. Или не захотела. Я сунул ей куртку, окинул взглядом потревоженную нами ожидающую хозяина комнату.

– А куда мы идем? У тебя есть план?

– У меня есть вот что, – она сунула мне под нос телефон, но я едва ли что-то успел разглядеть, кроме темного квадрата и точки на нем. – Ты уснул, а я видела это в окно. Там был свет, в доме за рекой. Там явно кто-то есть, и я думаю, что это Дима и Дмитрий Александрович. Не могут пройти к нам и-за снега и так же от квартиры к квартире и от дома к дому продвигаются в сторону лагеря. А мы пойдем им навстречу.

Но выходить на холод даже при свете дня не хотелось. Мне было непривычно уютно здесь.

– Может припасы поищем? – предложил я.

– Двадцатилетней давности?

Я пожал плечами.

Маленькая кухня была пуста. Если тут и оставалась еда когда-то, все давно съели насекомые и плесень. Чистый белый столик у окна встречал давно пересохшим стеклянным чайником. На стуле забытый халат, а на подоконнике давно пожелтевшая и полуистлевшая книжка, заложенная на середине очками. Я аккуратно смахнул пыль с корешка. Герман Кролль «Часы идут». Я вспомнил, как мама читала этого автора, наморщив лоб и щуря глаза. Звать ее в такие моменты было бесполезно – она не окликалась и на пятую попытку. Это знали и папа, и Марта. Но меня она слышала всегда. Отрывалась от страницы, некоторое время непонимающе вглядывалась в мое лицо, а потом улыбалась, подмигивала и возвращалась к чтению, все еще с улыбкой, которая растворялась очень неспешно.

– Саша, а у тебя любимые книги есть?

– Да, – она торопливо забежала на кухню, осмотрелась, выдвинула ящики стола в поисках ножей или спичек, видимо. – А ты надеялся, что скажу нет? – она вдруг улыбнулась, почти как мама, обнажив белые зубы, немного неровные, но настолько, чтобы это было милым. – А большой книголюб, Никит. Лет с семи. И не только школьная программа, если тебе интересно. И Семионов, и Шерман, и