Мгновение ока - Йоав Блум Страница 33

стены загромождали груды одежды и постельного белья. Они пришли раньше назначенного часа, вынудив хозяина спешно освобождать диван от газетных кип, торопливо смахивать крошки с кресел и поднимать жалюзи в тщетной надежде разогнать затхлость, застоявшуюся в воздухе. Когда Банкер и Авигаль устроились в креслах, Дорон принес из кухни чистые стаканы и бутылку холодного чая, купленную ради вечеринки, на которую его никто так и не позвал.

– Ага, – оживился Банкер, – а в чем фишка с бабочками?

Дорон не сразу сообразил, о чем толкует гость. Изображения бабочек висели здесь так долго, что стали неотъемлемой принадлежностью стены. Время от времени он добавлял очередной трофей, потом еще один, пока бабочки не заполонили все. Распечатки, фото в рамочках, несколько постеров из специального издания, заказанного несколько лет назад. Сейчас, взглянув на эти стаи папильонов глазами гостя, Дорон признался себе, что, кажется, это немного… чересчур.

– Хобби такое, – виновато пробормотал он. – Мне они с детства нравились. В бабочках меня что-то радует, окрыляет душу. Вы знаете, что существует более двадцати тысяч видов? Это удивительно. Мне нравится их нежность, их простая красота.

Не говоря уже о сложном биологическом устройстве, способности удивлять. Людям нравилось слушать, как он разглагольствует о нежности и красоте чешуекрылых, но, если приглядеться, если абстрагироваться от завораживающей прелести красочных крылышек, что останется? Обычное насекомое. Усики, тонкие ножки. По правде говоря, голова бабочки при длительном разглядывании способна вызвать такое же отторжение, как голова мухи или паука. Однако это создание сумело пробить стеклянный потолок брезгливости и стать красивым в глазах людей, которые не задумываясь убивают комаров. Изучив бабочек поближе, Дорон почувствовал себя сообщником разряженных голодранцев, проникших незваными гостями на великосветский бал.

– Как давно вы увлекаетесь ими? – спросила Авигаль.

– Почти двадцать лет, – честно ответил Дорон.

– А коллекция настоящих бабочек у вас есть? Здесь я вижу только фотографии и постеры.

– Я не храню трупы, – нахмурился Дорон. – Это слишком ужасно. Взять живое, красивое существо, усыпить, законсервировать и насадить на булавку, чтобы оно висело, пришпиленное, для всеобщего обозрения. Так же люди украшают стены домов головами убитых тигров. Это не выражение любви к природе, а демонстрация силы.

– И вы знаете их названия? Все-все? – Банкер обвел рукой стены.

– По большей части, – сознался Дорон. – Кое-что, конечно, подзабылось, и я иногда путаюсь, но бо́льшую часть помню.

– Знаете, как называется эта, например? – Авигаль указала на плакат с противоположной стены, так и бросающийся в глаза. Большой, квадратный, глянцевый, с изображениями четырнадцати разноцветных бабочек.

– Да, – кивнул Дорон.

Она молча ждала, а он не сразу сообразил, что должен назвать бабочек по именам. От неловкости Дорон ухватился за бутылку холодного чая и начал разливать его по стаканам.

– На самом деле, – прервал он томительную паузу, – все эти бабочки относятся к одному виду. Папилло дарданус, африканский махаон. Его самки успешно подражают окраске как минимум четырнадцати других видов. Этих бабочек охотно поедают птицы, что и заставляет африканских махаонов мимикрировать под менее вкусных сородичей. И всей своей хитрой маскировкой они обязаны крохотному участку в их ДНК. Один вид, который может выглядеть как четырнадцать других и таким образом избежать истребления.

Он выпрямился в кресле. Последние слова вновь заставили его смутиться.

– А где же ваши книги? – спросил Банкер. – Все эти пророчества Нострадамуса и монаха Михаила?

– Книги в спальне. И напрасно вы думаете, будто я днями напролет читаю Нострадамуса. Просто его пророчества служили интересной темой для разговоров с Брендом, и не с ним одним. А монаха звали Микеле – не Михаил.

– Но вас занимают подобного рода предсказания, не так ли?

Не позволяй себя втянуть в этот разговор. Не превращайся в сумасбродного эзотерика. Ты друг Бренда, ты друг ученого, друг ученого. Другученого.

– Тема, безусловно, любопытная, но на самом деле я не верю в возможность предсказания будущего. Для меня это скорее развлечение, – заявил Дорон. – У меня есть книги Алана Лео, Уильяма Лилли и даже что-то Карла Крафта. Не то чтобы он мне нравился, он ведь работал с Гитлером. Но вы это наверняка и так знаете. У Микеле, например, есть очень четкое и мрачное пророчество про Гитлера. Монах называет фюрера «смертоносным драконом». Всех носителей добра он величал львами, а злодеев – драконами, по крайней мере в тех текстах, которые удалось расшифровать.

Оседлав любимого конька, Дорон уже не мог остановиться, как ни старался. Они, чего доброго, подумают, что он странный. Он и сам считает себя странным. Замолчи, замолчи!

– Нострадамус был гением, если задуматься, – услышал он собственный голос. – Если не гением предвидения, то гением маркетинга. Они все были очень интересными людьми. Алан Лео действительно предопределил развитие мировой астрологии. Элиас Эшмол был настоящим ученым. Он также состоял в масонской ложе. Эди очень им интересовался, любил такие вещи: тайные общества, масонские ложи и тому подобное. Микеле, хоть его и называли монахом, был богатым дворянином, который в конце семнадцатого века поднялся из безвестности. Но после его смерти минула еще пара сотен лет, прежде чем стали издавать написанную им книгу псалмов. Потомки Микеле держали все в секрете. Возможно, приберегали тайные знания для себя. Микеле менее туманен, чем Нострадамус, но последний был более искушен в пиаре.

И они укрощали будущее, эти люди. Управляли подсознанием. Смогли подчинить его себе, прислушиваясь к зову грядущего, к отголоскам разных вариантов развития событий. Не важно, были они правы или нет, они заставили подсознание работать на себя. Поэтому я их и читаю. Будущее не так пугает, когда знаешь, что есть люди, смеющие накидывать узду на неизведанное и ставить его себе на службу. Провидцы или шарлатаны – не имеет значения. И те и другие – укротители будущего, – так думал Дорон.

Он сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. Они, видимо, по-прежнему смотрят на него, ждут, что он скажет дальше.

– У меня есть холодный кофе, если хотите, – сказал он, открывая глаза, наклоняясь и подавая им стаканы, – а кроме того, кола. И вода, само собой. На самом деле предсказать будущее невозможно. Машина времени показала нам это. Кстати, а вы знали, что бабочки пьют с помощью своих лапок?

Они смотрели на него, не говоря ни слова, но стаканы из его рук приняли.

– Впрочем, вы здесь не для того, чтобы говорить о бабочках, – произнес он, будто извиняясь. – Как продвигается расследование?

– Медленно, – сознался Банкер. – Мы все еще на том этапе, когда нужно восстановить происшедшее, делать выводы пока рано.

– Как вы держитесь? – осведомилась Авигаль. – Он ведь был для вас близким другом.

– Самым близким, – уточнил Дорон. – Как и