Тильда. Маяк на краю света - Кейт Андерсенн Страница 26

— Непросто, — признались мотыльки. — Но она ведь пресекает на корню любые…

— Я вам пресеку на корню. Проводите меня к доктору, что ли, раз уж такое дело, — приказала я.

Да здравствует дядина книжка.

Мотыльки послушно окружили меня белыми тельцами, и там, где один задел предплечье, сделалось щекотно.

— Про Чака молчок, иначе вы трупы, — приказала я и дернула ручку. Та не подалась. Вернее, ручка-то подалась, но не дверь.

Я надавила еще раз… И полетела наружу — так внезапно преграда исчезла. Врезалась бы в стену напротив, если бы кто-то ловко не поймал меня в объятия. Въехала носом, но под повязкой раны — о диво — не встревожились.

— Тиль⁈.

Кастеллет?.. Я осторожно отстранилась и поднялась с его груди, на которую грохнулась. Хорошо, что эрл не видит, как я краснею под повязкой. На сей раз я точно краснею.

— Прости.

— Рад, что ты на ногах. Как себя чувствуешь?

Голос Чака дрожал, глаза блуждали… Он схватил меня под локти, заглянул в лицо, хотя что там можно было разглядеть… Я мотнула головой, надеялась высвободиться, да не получилось: гад держал крепко. Я облизала губы. Зачем он со мной так?

— Ура, ура, ура!

Несносные мотыльки радостно закружились вокруг нас, как розовые лепестки вокруг брачующихся. Я дернулась, но случайно поймала взгляд его солнечных глаз. Так близко, что различила цвет. Карие. Что за сентиментальность, Тильда?.. Подобные мысли обречены на провал, ты не…

— Ничего не обречено! — возразил мотылек номер один.

— Просто ты трусиха, боишься…

— Не слушай их, — торопливо перебила я мотыльков, показывая им за спиной кулак, а Чаку — улыбаясь.

Чак растянул губы в ответной улыбке и снова посмотрел на меня. Видящий, лицо его было изможденным, под глазами — темные круги, воротник смят, грязен. Я рада, что зрение продолжало возвращаться так быстро, но… не на такой ценой.

— Хорошо, что тебе лучше, Тиль.

— Ты… что же, спал здесь?

Чак Кастеллет опустил голову, случайно уткнувшись в мой перевязанный висок.

— Мне больше некуда идти. Знаю, вы не рады меня видеть, но… Брат…

Кажется… он держал меня не ради меня, но ради себя. Чтобы не потеряться, потому что он давно уже… без места на этой земле. Я неловко обняла его в ответ, погладила по спине.

— Он… с ним все хорошо?

— Риньи сказал, надежды нет… Началось заражение крови, уже пошли третьи сутки, а он так и не очнулся. На него ведь накинулись все птицы в отместку… за тебя. И Бимсу, и Фарра, и даже Какадук Авроры. Нашего сокола они заклевали на смерть, а Шарка… Он не должен был, Тиль. Шарк делал слишком много того, чего не должен был, но он просто не знает, как иначе, понимаешь?.. Я не знаю, как иначе, мы оба…

Чак говорил и говорил, захлебываясь, будто ребенок. Видящий, выслушивал ли его кто-то хоть однажды за эти девятнадцать лет?.. Я забыла о своих ранах и бинтах, о том, как страшен Джарлет, о походе к доктору Риньи, мотыльках, что могли сдать меня в любой миг, об упомянутых трех сутках, путешествии на край света, поиске родителей, о том, что Чак нас сто раз предал; настолько мне было жаль этого… маленького, напуганного ребенка внутри него.

— У меня нет никого, кроме Шарка. Он не слишком любил меня; как человека, понимаешь? Считал, что я — трепло, у которого в голове ветер, и был совершенно прав… Но он вытащил меня тогда, любил, хотя бы за само родство. А я — его. Потому что у нас никого не осталось. Его семью тоже вырезали два года назад. И мы… снова нашлись. Что я буду делать, Тиль, если его не станет?.. Что?..

У меня были Фарр и Ис, у нас был Вестланд. Захариус, пусть и пьяница, как и Гаррик Тенор, задира Йорик Мурст, мы были со своей болью не одни, все королевство скорбело с нами. У нас были дома. А он… после казни отца попал на рудник далеко в горах, на рудник, где случилась чума и все умерли. Каково это было?.. К разбойникам в горы Черного Тополя. Скитался там… под дождем, снегом; сто раз, должно быть, его жизнь висела на волоске. И никто не называл его «маленький гусенок», никто не запрещал пользоваться кристаллами, никто не… Неудивительно, что брат стал для него всем. А теперь он может погибнуть.

— Мне… жаль.

— Я думал, Тиль, что спасение и понимание найду в Ро, пусть это и было трусостью… Я ненавидел себя за это. Но — нет. Несколько великолепных моментов, несколько невероятных приключений, и выбрала она другого, а меня ненавидит…

Вот надо все так испортить⁈. Я слегка отстранилась, надавила ладонями ему на грудь. Заглянула Чаку в глаза. Они были на мокром месте. У веселого, невозмутимого Чака, что болтал с деревьями.

— Не плачь, Чак, — и не удержалась — неловко вытерла ему уголки глаз пальцами.

Ничего в этом нет такого. Так делал Фарр, так делала Ро, и это было одно из самых лучших утешений. Даже гадам нужно знать, что у них есть кто-то, если они решат…

Ах, я никогда не была экспертом в человеческих отношениях. Жаль, что у меня была только одна книжка, и совсем на другую тему.

— Он ведь пока не умер?

Чак издал звук вроде икания.

— Не умер, — ответила я за него. — Значит, рано хоронить живого. Мы еще поборемся за его жизнь — я тебе обещаю.

— Глупая, — резюмировали мотыльки. — Он тебя изуродовал.

— В зубы сирен ему и дорога.

Но я отрезала, оборачиваясь к этим бесполезным созданиям:

— Это долг любого лекаря и ученого, и он выше чувств. Вы обещали меня отвести к доктору.

— Мы не обещали. Мы вообще тут…

Но Чак перехватил инициативу:

— Я проведу. На судне не пойми что творится. Мерчевиль и Буканбург вот-вот передерутся.

— Едва проснется Аврора, она расставит их по местам, будь уверен. Плыть на край света и мутузить друг друга из-за древних распрей — это глупо.

Мой собеседник закивал (и хорошо знакомая мне лукавинка блеснула в его взгляде, как прежде):

— Аврора всегда делает невозможное. Боюсь, Фаррел Вайд рядом с ней долго не выдержит.

Я пожала плечами.