Александр Покровский - Не надо оборачиваться Страница 21

— Это как раз понятно. Ему за восемьдесят, какие там страсти? Его халат, кстати, тоже не брошен, а аккуратно повешен на спинку второго кресла. Нет, тут просто половой акт, не было даже имитации страсти или огромной любви. Но я о другом. Доводилось мне видеть одежду, сброшенную женщиной перед сексом. И той, что потом стала моей женой, и… впрочем, это уже моё личное дело. В общем, что-то тут неправильно. Давай разберёмся, что именно.

— Как, товарищ майор? — Люба почуяла неладное. — Я не вижу ничего ненормального.

— Это потому, что ты со случайными бабами мало трахалась. Или не трахалась вообще, неважно. Вот и не видела, как выглядит то, что они с себя снимают. А свои шмотки — не в счёт, на них глаз замылен, они для тебя всегда нормально выглядят, что б там с ними ни случилось. Короче, Сорокина, я сейчас запру дверь, а ты раздевайся.

— Не поняла!

— Чего тут непонятного? — удивился Нежный. — Раздевайся — это значит «снимай с себя одежду». Снимай, и не спеша, аккуратно складывай на другой стул. А потом посмотрим, что у тебя получилось, и сравним с тряпьём на этом стуле, — он шагнул к двери и запер её.

— Не собираюсь я этого делать! Я не стриптизёрша!

— Ты отказываешься выполнять мой приказ?

— Да! Потому что он неприличный!

— Не вопрос. Шеф ещё не ушёл. Пиши рапорт на его имя, что отказываешься выполнять мои неприличные приказы. Я тоже напишу рапорт, что не нуждаюсь в таких подчинённых, как ты. На этом и расстанемся. Тебя, наверно, переведут в отдел по работе с малолетней сволочью. В смысле, с несовершеннолетними правонарушителями. Да, ты толковый опер, но неподчинения я не терплю ни от кого, уж извини.

— Если меня уволят отсюда, то уже не возьмут ни на малолеток, ни в любой другой отдел, — тихо сказала Люба, готовясь заплакать.

— Вот сырость не разводи! — рявкнул Нежный. — И на мою жалость не дави — бесполезно! Я сам утром пытался шефу пожаловаться на судьбу, а ему — плевать. Думаешь, мне на твои слёзы не плевать?

— Неужели это обязательно? — слёзы уже текли по её щекам. — Но почему это всегда сваливается на меня?

— Потому что в куче бабского тряпья что-то не так. Нужна вторая куча, для сравнения. Сколько раз я должен объяснять, чтобы до тебя дошло?

— Пусть это сделает профессионалка, — неуверенно предложила Люба.

— Мне не нужна одежда, разбросанная по всему кабинету во время бесплатного, но профессионального стриптиза! И одежда проститутки меня тоже не интересует! Там разделась обычная женщина, причём перед мужчиной, который ей или неприятен, или безразличен. Мы имеем дело с бабой, и вряд ли с одной, поэтому я и затребовал в следственную группу женщину. Вылетишь отсюда ты, шеф направит мне другую, ты же не единственная баба в полиции, и она проведёт этот простенький следственный эксперимент. Считаешь, она чем-то хуже тебя? Что выбираешь — выполнять приказы старшего по должности и званию, или уволиться? Решай быстро. Прямо сейчас.

— Я могу раздеться одна? Сложу одежду, как было там, и сфотографирую. Или хотя бы в присутствии женщины, а не вас.

— Нет, Сорокина, нельзя. Я должен наблюдать, может, по ходу дела засеку что-нибудь полезное. Начинай. Или ждёшь, когда зазвучит музыка? Так её не будет. И без слёз, пожалуйста. Та баба, раздеваясь при мужчине, не плакала.

Содрогаясь от подавленных рыданий, Люба вышла в центр комнаты и медленно начала стягивать платье через голову. Она всё же ожидала, что Нежный отменит свой мерзкий приказ. Действительно, он подождал, пока нижний край подола поднимется примерно до середины её живота, а затем скомандовал:

— Отставить, Сорокина!

Люба с облегчением вернула платье на место. Что ж, если этому извращенцу достаточно взглянуть на её коленки и комбинацию, она очень легко отделалась. Но увы, всё оказалось не так просто.

— Ты начала не с того, — пояснил он. — Баба пришла в чужую квартиру с холодной заснеженной улицы. И не в одном платье, а в шубе, шапке и шарфике. Так что сначала оденься по погоде. Неужто непонятно, что мне от тебя не стриптиз нужен, а воспроизведение её действий?

— Шарф я не ношу. Вы мне свой дадите?

— Обойдёмся без шарфа. Это не самая важная деталь. Но остальное изволь напялить.

Скрежеща зубами от злости, Люба надела полушубок и шапку.

— Всё? — мрачно уточнила она. — Теперь стриптиз?

— Сорокина, ты гуляла по снегу на морозе в тапочках. У тебя ноги не замерзли?

— Это не тапочки, а туфли.

— Всё равно. Ноги наверняка отморозила. Нет-нет, так не пойдёт. Давай вот что сделаем. Ты действительно пойдёшь и часок погуляешь на улице. Так будет гораздо достовернее. Ладно, не часок, а полчасика. Вернёшься, и продолжим.

Обрадованная предоставленной возможностью вырваться из этой камеры пыток, Люба бросилась обратно к стенному шкафу, мгновенно переобулась в сапоги, схватила висевшую на спинке её стула сумочку, и быстро зашагала, почти побежала, к двери. Но дверь оказалась запертой. Она вспомнила, что Нежный её запер, как только ему пришла в голову эта идея со стриптизом.

— Юрий Николаевич, дайте, пожалуйста, ключ, — попросила она.

— Не нужен тебе ключ, Сорокина, — расхохотался Нежный. — И идти уже никуда не надо. Главное, что ты всерьёз собралась на улицу. Нам этого достаточно. И, кстати, первые плоды эксперимента уже есть.

— Какие?

— Сумочка, Сорокина, сумочка! В твоём рапорте о сумочке ни слова.

— Так там не было никакой сумочки.

— Вот именно! А должна была быть. Сумочка, барсетка, пакет, что-то в этом роде. Она же не могла прийти совсем без денег и документов? Значит, что-то у неё было. А с места преступления сумочка потом как-то и куда-то исчезла. Думаю, окно для того и открывали, чтобы её выкинуть. Но это пока не важно. Отметим такую возможность, и идём дальше. Баба разувается в прихожей и оставляет там верхнюю одежду. У нас с тобой, Сорокина, прихожая — это твой стол. Снимай лишнее, и иди в спальню, это там, где сейчас стул для твоих посетителей.

Люба сняла шапку и полушубок, затем начала разуваться. Нежный, внимательно за ней наблюдавший, вдруг заорал «Стоп!».

— Что сейчас-то не так? — грустно вздохнула она. — Слишком быстро раздеваюсь? Или не эстетично, на ваш вкус?

— Я вижу носки, — сообщил Нежный. — Там их не было. Или были, но сплыли. Это что-нибудь значит?

— Ничего. Я в капроновых колготках, а она была в шерстяных. На шерсть мало кто надевает носки.

— Понятно. Продолжай представление.

— Тапочки должны быть, — уверенно заявила Люба. — Даже очень пожилой мужчина обязательно предложит гостье тапочки, если она не принесла с собой сменную обувь.

— Нет у меня тапочек. Постарайся как-нибудь обойтись без них. Или тут пол холодный?