Ариадна из чугуна и стали - Виолетта Орлова Страница 21

давно зарекомендовала себя как первоклассного специалиста и знатока своего дела. И потом, только ей по силам вычислить убийцу и спасти пассажиров от таинственного маньяка. Впрочем, преступник уже давно найден, проблема заключалась в этих самых глазах, будь они неладны. А потом останутся лишь приятные детали, без которых картина не будет смотреться на холсте: публичное признание, общественный остракизм и, наконец, самая любимая часть Грейс, которую та трепетно вынашивала в своих мыслях, – наказание. Хотя, это слишком слабое слово, здесь требуется другое, более внушительное, масштабное, как, например, возмездие. Кара. Да-да, это уже лучше звучит.

Госпожа следователь наведалась еще в несколько важных купе с бумагами подмышкой, а затем поспешила в кабинет, где уже собиралась поездная бригада. Когда она вошла, вызывающе перестукивая каблучками, все присутствующие с показной угодливостью поднялись на ноги. Усталые проводники, обер-кондуктор, поездной механик с такими длинными бакенбардами, что походил на орангутана, вечно лебезящие сотрудники вагона-ресторана, плешивый главный машинист со своим статным красавцем сыном, парочка угрюмых констеблей по квадратной форме несуразных тел, напоминающих рефрижераторы, болезненного вида судмедэксперт с окладистой бородой, врач, наконец, главный подозреваемый – наглый, уверенный в себе, самодовольный; все эти важные господа восседали за внушительным дубовым столом, обитым зеленым сукном. Над их головами покачивалась унылая декоративная инсталляция – скелет стальной рыбы, покрытый бронзовой эмалью: кости ее были сделаны из спаянных между собой гаечных ключей и пружин.

Грейс опоздала ровно на одну минуту: она всегда точно просчитывала время так, чтобы немного задержаться. Мужчины – как томленая говядина, их следует чуть дольше подержать в духовке, и они уже тают во рту. Впрочем, тут главное не переусердствовать, но Грейс знала меру и была точна как метроном.

Еще раз окинув взглядом унылое мужское сборище, Грейс не смогла подавить тяжелого вздоха. Сев за почтительно выдвинутый перед ней стул, она порылась в кармане и достала аккуратную коробочку с монпансье, перевязанную лиловой лентой. Затем она поймала взглядом карие с золотой обводкой глаза Жана, игриво улыбнулась ему и, подцепив длинными, тонкими пальцами душистый рубиновый леденец, картинно положила себе на язык.

Убийственная тишина сковала присутствующих: только хруст бумаг, скрип пера, мерное капанье воска на подсвечники, раздражающее тиканье часов, звуки смачных плевков, когда время от времени мужчины сплевывали под стол жевательный табак. Пахло канцелярскими принадлежностями, запыленными книгами, важными манускриптами, тайнами, ибо никто из пассажиров не ведал о том, какие решения будут приниматься за этими хорошо защищенными стенами. Но главное преимущество комнаты заключалось в том, что здесь не слышался стук колес, прекрасная звукоизоляция сделала из этого, в сущности, посредственного купе самый настоящий конторский кабинетик, который мог находиться где угодно, в любом городе.

Они молчали, так как ждали самого важного члена их тайного заседания – начальника поезда. Человека, который в целом заменял короля, самодержца, властителя, словом, того, в чьих руках сосредоточена абсолютная власть. Рыжеволосый щеголь, конечно, отчетливо осознавал значимость своего отца; в противном случае его красивое лицо не кривилось бы время от времени в скучающей высокомерной гримасе. По одному щелчку пальца господина Луи Риваля принимались все решения на поезде: от самых, на первый взгляд, малозначимых, вроде разрешения конфликтов храпящих соседей, до более важных, вроде одобрения маршрутов следования. По уголовному поездному кодексу Луи мог наказывать нарушителей порядка денежным штрафом, а преступников, согласно инструкции, должен был немедленно ссаживать с поезда.

Грейс не любила его по нескольким причинам. Первая и самая очевидная состояла в его принадлежности мужскому полу. А вторая заключалась в том, что Луи Риваль частенько пользовался своим властным положением в угоду самому себе, чего, конечно же, благонравный чиновник делать никак не должен. Вдобавок он страстно любил сына и готов был прощать все его шалости, которых за время путешествия накопилось уже порядочно, начиная от разбитых сердец и заканчивая…

В дверь тайного кабинета виновато поскреблись. Грейс с интересом подняла голову: вряд ли этот неуверенный звук мог оповещать о прибытии властного начальника поезда. Она оказалась права, ибо к ним вошла секретарша Луи – тощая брюнетка, облаченная в легкое муслиновое платье. Наверняка она заблаговременно облилась водой30, чтобы ткань прилегала еще плотнее, и все видели, что она ярая противница корсетов.

– Прошу прощения, господа, – виновато произнесла модница и отчаянно покраснела, ибо все мужчины как один бестолково уставились на ее грудь.

– Господин Риваль со вчерашнего вечера не выходил из своего купе.

Мужчины и Грейс многозначительно переглянулись. Без столь важного человека их заседание теряло всякий смысл. Следователь из-под ресниц с любопытством покосилась на Жана – лицо того выглядело совершенно невозмутимым.

– Вы стучали? – поинтересовалась Грейс с нажимом.

– Д-да, – нерешительно отозвалась секретарша: вытянутое испуганное лицо ее отдавало чем-то овечьим.

– Долго стучали?

– И очень громко. Но мне не ответили.

Грейс резко поднялась со своего места, ибо почуяла проблемы.

– Господа полицейские, – холодно обратилась она к констеблям. – Пойдемте посмотрим, что случилось.

Мужчины неловко переглянулись. Они ужасно не хотели неприятностей. Если без веской причины вломиться в купе начальника поезда, то проблем потом не оберешься. Однако, увидев, как тонкие губы Грейс сложились в неприятную усмешечку, они поднялись, ибо не желали выглядеть трусами в глазах обыкновенной женщины. Жан тоже встал.

– Папаша любит ночные развлечения. А потом дрыхнет до полудня, – небрежно произнес он, сопровождая свои слова пошловатой улыбочкой. – Я пойду с вами.

Небольшой группой они проследовали к самому красивому и дорогому купе Ариадны, Грейс не удивилась бы, если ватерклозет начальника поезда был отлит из чистого золота. Зачем людям такая роскошь, если они все равно будут смывать туда собственные нечистоты? Лучше бы облекали в золотую броню праведности свои сердца, а не бездушные предметы.

Купе начальника оказалось незапертым. Предварительно постучав, Грейс, в сопровождении тумбообразных констеблей, отважно шагнула внутрь. Роскошь сразу же ударила по глазам: стены, мебель, потолок были сделаны из ценных пород дерева – дуба, клена. Купе освещалось позолоченными бра, по углам стояли изящные фарфоровые вазы, стрельчатое окно хмурилось пасмурным утром, на стене красовался огромный портрет самого начальника поезда, дабы тот имел возможность лицезреть себя не только в зеркало. Помимо этого, чтобы картина не казалась слишком плоской – в противоположном углу возвышалась прекрасная скульптура господина Риваля, которая, как думалось Грейс, все же немного приукрашивала достоинства оригинала.

Так выглядел зал приема, за ним следовали кабинет и опочивальня.

С грациозностью дикого зверя Грейс почти бесшумно прошлась по дорогому ковру, вдыхая грудью приятные ароматы пачули и кориандра. Однако ноздри ее уже затрепетали в волнении, ибо ко всем этим прекрасным благовониям примешивался еще один запах, куда менее