Достоевский. Дело о пропавшем наследнике - Александр Бертич Страница 18

Порфирий Петрович решил рискнуть. Он активировал свой пароль для входа в нейросферу (такой пароль выдавался самым крупным государственным чиновникам). Это был некрасивый прием: манипуляции с сознанием несовершеннолетних находились под строгим запретом, но контролировал-то этот запрет не кто иной, как сам Порфирий Петрович!

Так или иначе, он включил режим «омнилинк» и удивился. Миленькие блестящие шарики, в которых содержалась память наших гимназисток, кто-то как будто грубо вымазал густой черной краской. По счастью, Порфирий знал, что с этим делать. Чтобы не светиться слишком явно, он снял блокировку с девчачьего сознания и поспешно вышел из ментального пространства.

Школьницы тут же расплакались навзрыд. Грустно потерять память, но еще печальнее, когда она возвращается – и оказывается вовсе не такой приятной, как ожидалось!

Но Порфирий Петрович не спешил никого утешать. Взял, да и показал потерпевшим фото наследника Алекса – с того самого скандального дня рождения, в черной мотоциклетной куртке.

И девицы раскололись.

– Это он, это он был, наш принц, – всхлипывали они. – Это он всей бандой командовал. Трамвай тоже он угнал. Он над нами посмеялся! Обещал, что у нас будет самый лучший вечер в жизни. Самый незабываемый. Мороженое всем купил. А сам с какой-то милфой перекачанной сел на мотик, да и уехал! Даже не оглянулся! Свинья такая! Думает, ему все можно, если он наследник престола! Мы государю письмо напишем!

– А вот этого не надо, – быстро сказал Порфирий Петрович и на всякий случай вернул блокировку памяти.

На прощанье он сделал девчонкам строгий выговор:

– Скажите спасибо, что все хорошо закончилось. И что вспомнить нечего – даже к лучшему. Даже не буду объяснять почему, потом сами поймете. Иногда самый незабываемый вечер лучше забыть. Вот так-то!

Из разговора он вынес сразу несколько очень важных фактов. Так, упоминание про «перекачанную милфу» сильно отличалось от других свидетельских показаний, где фигурировала девица красоты неописуемой. Однако он склонен был доверять оценкам своих юных собеседниц. Женский взгляд – острый, а взгляд ревнивой девчонки режет как бритва!

Позже Порфирий Петрович наведался и в трамвайный парк на Большой Посадской, куда убрался после инцидента беглый трамвай. Это было недалеко, и глава Департамента полиции с удовольствием добрался туда пешком: на ходу ему всегда лучше думалось.

Машины с мигалками неспешно катились сзади.

Охранник в будке вскочил и зачем-то отдал честь. Порфирий вяло отмахнулся в ответ. Он не любил, когда его узнают: ему это казалось профессиональным упущением.

На веере стояло штук десять вагонов. Среди них был всего один двенадцатого маршрута, и Порфирий Петрович осмотрел его бегло, но внимательно. Все стекла целы, на красных бортах – ни царапинки.

Пострадавшего вагоновожатого он застал в отделе кадров. Тот был хмур и сосредоточен. Он-то Порфирия не узнал, потому что никогда не смотрел нейровизор.

– Увольняюсь, – буркнул он.

– А чего так?

– Да ну его к чертям собачьим, трамвай этот. И так здоровья нет, а тут еще средь бела дня вагон угоняют. А ты чего, на работу устраиваться пришел? Топай отсюда, дурила, пока не поздно.

На «дурилу» глава Департамента не обиделся.

– Так ты бы заявление в полицию написал, – предложил он. – Про угон-то.

– А про кого там писать, если я ничего не помню? Я ж говорю, беда какая-то с организмом. Провалы в памяти начались. Хотя заметь: ни капли в рот не брал с прошлой недели. Не-не, хватит с меня… пусть нейроиды работают, у них здоровье железное.

– Тормозни-ка, – сказал Порфирий и включил омнилинк.

И снова обмен информацией был недолгим, но продуктивным. Спустя несколько секунд опытный следователь знал все, о чем хотел бы знать. Когда передача данных завершилась, вагоновожатый несколько секунд стоял и моргал, как сигнал аварийки:

– Слушай… а ведь вспомнил кое-что. Будто в голове контроллер прокрутился: щелк, щелк! Только вспомнил такое, что ого-го… может, и правда заяву в полицию написать?

– Считай, что уже написал, – успокоил его Порфирий Петрович.

Потом вагоновожатый долго стоял и смотрел, как его недавний собеседник усаживается в крупный черный «лесснер» в окружении полицейского эскорта. Тут его снова будто что-то стукнуло в голову. Он даже лоб потер и поскорее выбежал за ворота:

– Прошу прощенья, ваше благородие! Не уезжайте… я тут еще одну штуку припомнил.

– Не тяни, выкладывай.

– Наследник… он эту свою девку называл: «Тильда». Я запомнил. Я еще подумал, какое имя интересное.

Порфирий вскинул брови.

Это было неожиданно. Это было более чем ценно. До сих пор ни один из очевидцев не называл этого имени. Даже через омнилинк. Так уж устроен человек: в мыслях мы редко обращаемся друг к другу по всей форме. Скорее вызываем из памяти образы, уже нам известные. Поэтому и файлы воспоминаний получаются битыми, неполными, некорректными.

Теперь одна из картинок получила подпись.

– Спасибо тебе, друг, – сказал Порфирий. – Не увольняйся пока. Премию я тебе обеспечу. А там поживем, увидим…

Полицейские давно уехали, а водитель трамвая все стоял у ворот и долго, долго смотрел им вслед.

Наконец сказал сам себе:

– Интересно, как он мне премию обеспечит, когда он моей фамилии не знает. Вот я дурак.

«И верно, дурила, – услышал он голос в нейролинке. – Пока ты там стоишь, начальник тебе уже три оклада выписал и отпуск внеочередной, оплачиваемый. А теперь… все что помнил лишнего, забудь».

Щелк! Водитель вытаращил глаза.

– Вот ведь ерунда какая, – сказал он. – На счет деньги упали. Что это было вообще?

Никто ему не ответил, и он потер пальцами виски, будто при мигрени:

– Пойду-ка лучше домой, спать лягу. Как в сказках говорят: утро вечера мудренее.

Глава 7

Дом с привидениями

И верно, даже такой содержательный вечер пора было заканчивать.

Наскоро отужинав вместе с юными детективами в богемном ресторанчике «Садко» – паровой семгой и расстегаями (отдав должное и десерту из заморских ананасов в шампанском), – Достоевский отвез их к себе домой: оказалось, что им обоим совершенно некуда пойти! Сонечкины нехитрые пожитки выставили из смольнинского дортуара. Родику позвонил квартирный хозяин и пригрозил выгнать на улицу за неуплату.

Граф совершил пару звонков и закрыл вопросы. Но решил, что вернее будет поселить ребят у себя. Хотя бы на первое время. Благо комнат в квартире хватало, и незаметно приходящая прислуга поддерживала в них идеальный порядок.

Жил он недалеко от Дома Радио, в новеньком доходном доме на Малой Садовой. Занимал обширную квартиру в бельэтаже. Сонечку и Родика ждали две прекрасные комнаты ближе к черному выходу. Обычные люди селят там кухарок или горничных, у графа же помещения были отведены