Темные числа - Маттиас Зенкель Страница 11

Заседание комитета еще несколько раз принимало неожиданный оборот, но детей в это не посвящали. Только когда Адамова освободили от должности, а все обстоятельства дела были переданы наверх, новость быстро облетела двор. Поиски реакционера-диверсанта, уничтожившего декоративную тарелку, зашли в тупик – вероятно, потому, что следственные органы уже выбивались из сил, пытаясь остановить бурный поток обскурантов и саботажников.

Женька не позволила неудачам сломить себя. В ее глазах это было частью обучения, проверки сил и возможностей. С тех пор она еще тщательнее изучала распорядок дня жильцов, записывала в дневник заслуги, странности и тайные делишки каждого. От идеи использовать коврик у двери как штемпельную подушку для сбора отпечатков подошв пришлось отказаться, когда после серии экспериментов ее хорошенькие кожаные полусапожки пришли в негодность, а саму Женьку выпороли.

•

В конце лета 1948 года Женька попала на практику к судебному следователю Сарычеву. Она сразу обратила на себя внимание благодаря обширным знаниям, способностям и тому, что стремилась поддерживать и повышать свой уровень. На всякий случай удостоверившись в отсутствии препятствий относительно юридической стороны и классовой принадлежности, Сарычев лично переговорил с начальником отдела кадров. Он намеревался после различных курсов повышения квалификации подготовить секретаря к работе на непаханном поле их общего дела. Для начала он перевел Женьку из канцелярии к себе в приемную. Там она помогала следователю и достигла еще больших высот. Женька вела протоколы допросов, которые ловко соотносила с разрозненными уликами, благодаря чему по многим делам уже в приемной можно было готовить ордер на арест.

Тем горше было Сарычеву, когда Женька в декабре 1949 года, не предупредив, покинула Куйбышев. Она оставила запечатанную коробку с учетными карточками жильцов дома № 17, а записи о конторе Сарычева сложила в чемодан. Ей не нужно было самой тащить багаж: уехала она вместе с партийным функционером Светляченко, который быстро поднимался по служебной лестнице. Они направлялись в промышленный поселок на севере страны, который пока что славился лишь неоригинальным названием и временной железнодорожной станцией, но Женька видела широкие возможности для реализации. Так и вышло: вскоре она приступила к решению задач на новом уровне.

Система М

Москва, 1951 год

По краю возвышенности, напоминавшей щит, главные улицы вливались в кольцевую развязку – площадь Звезд. В центре площади возвышался памятник Ленину из реактопласта. Песочно-желтый революционер, казалось, только что вышел из здания Моссовета. Ленин указывал рукой путь в будущее. Предначертанный – в том, что он именно такой, язык форм не оставлял никаких сомнений, – путь вел через роскошные фабричные ворота на завод и дальше навстречу восходящему солнцу. На восток указывали и флаги, которые Дмитрий наклеил на фанеру вокруг постамента.

– Как вообще вам пришло в голову подсунуть мне эту игрушку? Как, Дмитрий?

Желтым от никотина пальцем профессор Малюткин снова ткнул Ленина в лысину. В постаменте щелкнуло реле, и все здания пришли в движение. Дома отодвигались от дороги, и площадь Звезд расширилась, превратившись в пространство для парадов и демонстраций. Главные улицы преобразились в четырехполосные проспекты. Несколько отдельно стоявших домов в южном квартале заскользили на прорезиненных шинах к краю, образовав территорию под застройку для фабрики. Из северного квартала выехала школа-комплекс и поползла, как ледник, к водохранилищу, благодаря чему освободился целый квадрат рядом с Моссоветом. Туда Дмитрий попытался сразу поместить стоявший на краю стола Дворец культуры.

– Я хотел сделать сюрприз.

Профессор Малюткин выхватил у него дворец.

– Экзамен – это вам не шутки.

Держа Дворец культуры за крышу, как вафельный рожок с мороженым, Малюткин задумчиво рассматривал цокольный этаж, и Дмитрий решил, что профессор оценивает встроенный механизм.

– Номинальная величина аш-ноль. Детали для макета железной дороги мне брат привез, из ГДР…

Дворец со стуком упал на стол, и Дмитрий вздрогнул, со страхом подумав, не сломалась ли конструкция.

– Вы что, не понимаете, какую кашу заварили? – Профессор Малюткин ткнул Дмитрия указательным пальцем в грудь. – Скажут, что семинар Малюткина деградировал, превратился в оплот техницизма. Что профессор Малюткин привлек к работе пижона, который забавляется декадентскими игрушками и высмеивает директивы партии. А потом добавят: пусть трухлявый сук отправляется вслед за гнилым яблочком!

– Но ведь считается, что наше общество неуклонно движется к коммунизму…

– Что значит «считается»?

– Я хотел сказать… Так как, меняя окружающий мир, мы меняемся сами, архитекторам следовало бы при городском планировании предвосхищать прогресс.

– Хватит, Дмитрий. Вы все больше запутываетесь, – простонал Малюткин.

Он повертел в дрожащих пальцах папиросу, два раза глубоко затянулся и взял себя в руки.

– Партия адаптирует план к общественной динамике, и архитекторы должны следовать этим решениям. До чего мы докатимся, если все можно будет двигать как заблагорассудится?

– Но ведь рельсы прокладывались бы в соответствии с генеральным планом застройки.

Дмитрию удалось наконец дотянуться до Дворца культуры; механизм действительно вылетел из крепления. Чуть не плача, он воскликнул:

– Мне вообще впервые пришла в голову эта идея, когда я услышал ваш доклад о расширении улицы Горького. Вы рассказывали, что если здание Моссовета поставить на рельсы…

Малюткин отмахнулся и помрачнел еще сильнее:

– Ну и что теперь делать? Если комсомол пронюхает о вашей политической незрелости, даже бабушка не вытащит вас из передряги. И куда вы пойдете?

– Я буду работать там, где понадобятся мои знания, – упрямо заявил Дмитрий.

Малюткин внезапно расслабился и снова ткнул указательным пальцем в пластиковую лысину вождя.

•

Железнодорожный, 1951–1953 годы

Высоко поднимая, как аист, ноги в недавно выпавшем и доходящем до колен снегу, Дмитрий пробивал кратчайший путь к дому директора завода. Он думал, что в столь поздний час на улице больше никого нет, и это стало очередным звеном в цепочке заблуждений.

Звено 1: Железнодорожный – вовсе не город под Москвой, где Анна Каренина бросилась под товарный поезд, а один из многих городков у железной дороги на бескрайних просторах северной части России. Во времена Толстого здесь даже в самых крупных населенных пунктах можно было броситься разве что под телегу или падающую ель. Железнодорожный, куда занесло Дмитрия, возник всего одиннадцать с половиной лет назад. Стремясь отличать этот городок от прочих с таким наименованием, соседи, железнодорожники и переселенцы называли его обычно «дыра», и в радиусе девяноста девяти километров все понимали, о чем речь.

Звено 2: Строительная бригада, к которой Дмитрия прикрепили по ходатайству Малюткина, вовсе не собиралась возводить современный фабричный поселок. Начальник участка вообще не понимал, о