Лучший друг - Ян Жнівень Страница 91

И под всем этим давлением он не забывал, что брат растет. Он знал, что брат станет великим человеком, и пуля, всаженная в дерево ванной, станет краеугольным камнем в его воспитании. Больше никакой жалости.

Тоже понурый и совсем потерявший настроение бармен увидел эту картину. Он отошел от стойки, которая служила ему опорой в любой ситуации, и переместился к старшему брату. Стоило ему открыть рот, как Лёша оборвал его одной лишь фразой:

– Отвали и налей еще.

Бармен совсем потерялся. Наверное, он впервые в жизни словил столько негатива в свой адрес за один день. Теперь уже он налил два стакана и закинул розовый лед. От звука бульканья Лёша весь поежился и сурово уставился слегка покрасневшими глазами на черноволосого парня. Рука его так сжала стакан, что на ней показались вспухшие вены, а кусок стекла под ней готов был треснуть в любую секунду. Бармен поспешил его успокоить:

– Розовый лед – отличный способ расслабится. Я не знаю почему, но мне помогает.

– С чего ты взял, что мне поможет? Закинуть в односолодовый розовый лед? Ты придурок? – зашипел Лёша и уже поднял было стакан, как бармен снова успокоил его.

– Боль от потери или возможности потери близких. Сколько раз я с этим сталкивался. Ирландский виски с розовым льдом… Тепло в горле не раз притупляло это чувство.

– Я просил скотч.

– Да попробуй ты, твою мать! – бармен посуровел и выпил свой стакан.

Немного успокоившись, Лёша глянул на лёд и, подозрительно глядя на черноволосого бармена, отпил маленький глоток.

Стоило крепкому напитку попасть внутрь, как тепло и экстаз, охватывающий Лёшу в компании виски, разлились с такой небывалой силой по его телу, что глаза его прозрели, лицо порозовело, а румянец загорелся алым цветом. Старший брат выпучил глаза и медленно протянул руку бармену.

– Лёха.

– Жека.

Оба не разжимали ладони и, словно связанные едиными чувствами, смотрели друг на друга. В лице бармена он углядел что-то, что ранее не видел в других людях. Язык совсем расплелся и начал лепетать без умолку.

– Кто? Я тебя не понимаю, убейте! – говорил Лёша, держа в руках четвертый стакан.

– Се-па-ра-тис-ты, – лепетал бармен, держась за голову и бегая глазами. Вдруг он, хрипящим от крика голосом, заорал: – Грязные ублюдки!

– Грязные ублюдки? – спросил Лёша. – А как же… Свобода слова? – он ехидно сощурился и вскинул брови. – Ты думаешь, один такой умный тут.

– А может, и один! – не унимался Женя, размахивая руками. – В любом случае, я вижу, сколько вреда они принесли мне и жителям города, так что да – они ублюдки.

– Ну прямо уж ублюдки?

– Законченные, тупые… Еще…

– Не утруждай свой мозг. Ему рано так разгоняться. Высокие мощности могут…

– Стоять, – Женя выставил вперед палец и посмотрел глазами в пол, словно готовый начать блевать. – Нет, ты не прав.

– Почему?

– Отстань!

– Хочешь, расскажу? Но ты должен обещать, что наутро сделаешь все возможное, чтобы забыть о том, что я скажу.

– Ну так не рассказывай? – справедливо заметил Лёша, вскинув бровь.

– Ну, как это так, – Женя явно недоумевал, как вдруг из глаз его потекли слезы, быстро огибая приподнятые уголки рта и бородку. Лицо Жени не казалось печальным, он улыбался и что-то говорил, но слезы, словно что-то инородное, сродни вшам, сами выбегали из глаз и пускались в пляс на стойке. – Меня зовут Евгений Нестеров, Скороход.

– Евгений знаю, Нестеров предполагаю, а вот Скороход… Это еще что за черт? – пытался отшутится Лёша, немного растерявшись, смотря на текущие слезы бармена.

– Кличка такая была. Скороход. Убегая от копов, всегда был впереди. Говорили, я как страус, когда бегу. У меня привычка руки в карман засовывать, когда бегаю, словно птица, прижимающая крылья… Я отвлекся, Лёх. Извини. Ну извини, дай секунду… – бармен опустил голову, выдохнул и вскинул ее наверх. Глаза его застелили длинные, черные волосы. Когда он снова оперся на стойку и продолжил, лицо его чуть побелело: – Конгломерат «Комаровы». Так мы любили себя называть. Сейчас я понимаю, что будущего у нас не было. Компания из двух писателей, музыканта, бизнесмена и коллекционера – звучит как вздор. Мы так не считали. В компанию «Комаровых» я попал семь лет назад, когда мне было только десять. В это время уже все, можно сказать, были в сборе. Леня – гитарист и барабанщик по совместительству; Саня – поэт, умер через год, как я пришел; Захар – наш инвестор, брат последнего, что умер две недели тому назад. Последнего звали Вано, и он тоже любил писать стихи, любовь к которым потерянному подростку в свое время привил тот самый Саня. Нас объединяла одна общая черта – все мы брошенные жизнью, преступники и отморозки. Саня зарезал двух своих одноклассников, когда те глумились над его покойной тетушкой, Захар занимался грабежами, чтобы сколотить какой-никакой капитал на первое время, Леня просто отсидел четыре года по ошибке, когда ему и пятнадцати не было, а я… я был обычным. Не знаю почему, но Женя всегда был в стороне. Тихо себе собирая коллекции из всякого довоенного хлама, я медленно замечал, как чахнут мои самые близкие друзья и тонут в незаконных развлечениях наркотиками, грабежами. Сначала Саня… Ему было только четырнадцать, но уже тогда он, с неведомой мне тогдашнему яростью, резал руки кусками битого стекла, громко плача и рубя топором старые дома. Он ненавидел этот город, его пустынность, его запущенность, бесконечное гниение. Саня покончил с собой в канаве, спустя чуть больше года, когда я пришел к ним. Его лучшим другом был Леня. Будучи не самым позитивным человеком, Леня окончательно замкнулся, открывая рот лишь тогда, когда брал стих маленького друга и наигрывал легкую, спокойную мелодию, стихи под которую никогда не ложились красиво. В конце концов он тоже не выдержал. Леня слишком глубоко ушел в себя, потеряв остатки шатких после побоев от родителей нервов. Ему было всего двадцать.

Женя остановился и посмотрел на Лёшу, который вмиг протрезвел. Он сидел спокойно, вглядываясь в потрескавшийся ламинат на полу за стойкой и вертя в руках стакан. Былой запал пропал, а брови тяжело опустились к глазам, чуть не скрыв их за собой.

От слез Жени на полу образовалась лужица, которая просачивалась в щели и дырки, которые изгрызли личинки жуков-древоточцев. Женя сделал необходимую ему паузу и продолжил, постоянно судорожно убирая капли слез со щек.