Год 2077-й - Юрий Симоненко Страница 71

Из феминистско-лесбиянского притона Лару увезла «скорая». Спустя двое суток она скончалась в краевой (Кубанская область была тогда Краснодарским краем) клинической больнице №1.

Смерть матери стала тяжёлым ударом для мальчика. А для Владимира Степановича — нет. Для него Лара «умерла» раньше. То, во что она постепенно превратилась, — развращённая, вечно пьяная или под «веществами», стремительно покрывающаяся татуировками, вульгарная баба, — не было его Ларой. Это было чудовище, моральный урод, позор семьи. Он принял её смерть как неизбежное, даже с некоторым облегчением, которого не скрывал. И за это сын возненавидел его ещё больше.

Они остались вдвоём. Он и сын. Бабок у Андрея не было, — Лара была круглой сиротой, — имелся один только дед-ФСБшник, который активного участия в воспитании внука в то время не принимал. Тётке — старшей сестре Владимира Степановича — до племянника дела не было: старую бездетную вдову, кандидата культурологии, интересовали только её кошки (их поголовье в четырёхкомнатной квартире женщины порой достигало дюжины) и домашние растения в горшках больших и малых, занимавших примерно треть пространства её жилища. (За все детские годы мальчик провёл в тёткином доме едва ли неделю в общей сложности, — и это при том, что жила та тоже в Краснодаре.) Все попытки установить с сыном связь натыкались на глухую стену тупой подростковой неприязни и нежелания находить общий язык с отцом. Итогом такого одностороннего диалога стала отправка Андрея в кадетскую школу-интернат.

В интернате Андрей проучился два года, и в шестнадцать, с дедовой помощью, поступил в Академию Федеральной службы безопасности Российской Федерации на факультет спецтехники и безопасности компьютерных систем.

В двадцать один год лейтенант Андрей Владимирович Беленко окончил академию с отличием и поступил на службу.

Когда Андрей учился в академии, отношения с ним, благодаря участию деда-генерала, стали понемногу выправляться. Но по-настоящему близкими отец и сын так и не стали…

Тёплым августовским вечером 2019-го Владимир Степанович был дома. Один.

Последние полгода в квартире регулярно появлялась женщина, — именно появлялась, не жила. Съезжаться они не спешили, хотя всё к тому шло. Просто нужно было немного времени. Владимир Степанович — вдовец и считай бездетный, и она — тоже вдова, но у неё трое детей. Старшему — девятнадцать, младшей — одиннадцать. Тут требовались осторожность и такт. Владимир Степанович уже познакомился с детьми Надежды — так звали его женщину — и отношения с ними складывались положительно. Так что, до времени, когда все они смогли бы зажить одной большой семьёй, оставалось недолго. Но время это так никогда и не наступило.

Через неделю, все они — и Владимир Степанович, и Надежда, и её дети — сгорят в испепеляющем пламени ракетно-ядерных ударов. Но это будет только через неделю, а 16-го августа, в пятницу вечером Владимир Степанович Беленко, полковник РВСН ждал приезда сына Андрея, старшего лейтенанта ФСБ.

Андрей позвонил Владимиру Степановичу утром, сказал, что вечером прилетает в Екатеринодар по службе, и пробудет дня три или четыре. Спросил, сможет ли остановиться в эти дни у него. Владимир Степанович, конечно же, согласился принять сына, нечасто бывавшего в его доме. То, что сын решил пойти к нему, а не в оплачиваемую службой гостиницу, Владимир Степанович счёл хорошим знаком. Лара давно мертва, а из родных у парня были только он да дед, который неизвестно сколько ещё протянет. Пора бы Андрею отбросить глупые детские обиды. Он ведь и сам уже не мальчик — должен понимать отца, как мужчина мужчину.

Стрелочные часы на стене в кухне показывали без пяти минут семь. Владимир Степанович только что поставил на огонь сковороду с мясом. Кастрюля с очищенной картошкой уже стояла на плите рядом, но газ под ней Владимир Степанович пока не зажигал, — успеется. Он ждал Андрея ближе к восьми. Самолёт прилетал в 19:10. Если Андрей с багажом, то его получение займёт некоторое время — минут десять — пятнадцать. От аэропорта имени Екатерины 2-й (так с весны того года назывался аэропорт Па́шковский) до улицы Николая 2-го ехать на такси пятнадцать минут, если без пробок. А пробок быть не должно, ибо пятница. Но в такси надо ещё сесть… В общем, на всё про всё — полчаса, или минут сорок. Крупные куски говядины к тому времени прожарятся, картошка сварится, салат нарежется. Владимир Степанович был непритязателен в пище: мясо, картофель, нарезанные крупными кусками помидоры и огурцы, лук, укроп… всё это полить душистым подсолнечным маслом, достать из морозильника запотевшую бутылку водки, — что ещё нужно для приличного ужина? Устрицы с ананасами? Устриц пусть интеллигенты с обкокаиненной богемой и прочими педерастами едят, а Владимир Степанович — простой русский мужик, ему устриц не надо, и ананасам он всегда предпочитал кубанские груши и яблоки.

Когда стрелка на циферблате сдвинулась на одно деление, зазвонил лежавший на столе телефон. Владимир Степанович взглянул на экран: звонили из Ростова-на-Дону, из Штаба округа.

Он вытер жирные руки о кухонное полотенце и взял мобильник.

— Полковник Беленко. Здравия желаю, товарищ генерал! … Да. … Так точно. … Есть.

Собеседник отключился.

Владимир Степанович смачно и зло выругался. Встреча с сыном откладывалась. Командование отправляло его с внеплановой проверкой по ряду объектов, названия которых запрещалось называть в телефонных разговорах. Телефон Владимира Степановича был особый, защищённый от прослушивания, работал на специально выделенных частотах, как с использованием сотовых сетей, так и напрямую через спутник, обеспечивая устойчивую связь хоть в горах, хоть в тайге, хоть на северном полюсе. Но даже по защищённой линии — фактически ЗАС-связи — о некоторых вещах дозволялось говорить только кодовыми фразами. Отданный генералом приказ: явиться срочно в местный, Екатеринодарский штаб, и предстать там пред ясны очи внезапно приехавшего из округа начальника, был по сути рутинным, — обычное дело: поезжай, полковник, доложись высокому начальству. Но истинная суть сказанного была иная. На самом деле, никакой начальник из Ростова