Игра Дьяволов - Computador Страница 7

Хосе вылупил глаз в щель, но конечно же меня не видит. Я рассчитал его угол обзора и остановился за его пределом.

— Если тебе это не интересно, тогда я оставлю тебя в одиночестве, Хосе.

— Подожди! — вновь захныкал заключённый женского туалета. — Не бросай меня!

Он настолько сломлен предательством «друзей», что им сейчас манипулировать так же легко, как кататься на велосипеде.

— Держи, — я достал из собственного рюкзака и передал ему через щель тонкий квадратный предмет с кровавой пиктограммой и латынью.

— Это что за дьявольщина?! — глухой стук об пол. Этот идиот уронил мой подарок. Хорошо, что дерево крепкое.

— Доска для проклятья – твоё орудие возмездия. Никто не узнает, что это твоих рук дело, — держу небольшую паузу, чтобы идиот переварил вкусную информацию. — Но если боишься, то просто верни мой подарок. В конце концов, это твоё оскорбление и тебе решать, мстить или простить.

Жду. Ожидание затягивается. Я напоминаю себе, что Хосе очередной тупой дегенерат с большим самомнением, который не видит дальше своего носа. Он не может пройти мимо безнаказанной мести. Он напуган, в ступоре. Надо только его немного подтолкнуть.

— Ну? — говорю грубее, с нажимом. Дёргаю цепь громко, но мягко, чтобы не порвалась. — Ты решился, Хосе?

— Что надо делать? — робко спросил он.

Я не смог сдержать улыбки. Рыбка попалась на крючок.

— Сперва ты должен прикрепить к центру доски твою совместную с врагом фотографию. На ней должны быть изображены только ты и Флэш. Больше никаких посторонних. Если надо, обрежь лишних, — приходится повторять несколько раз, чтобы до него точно дошло.

— Эээ… Фото? Как в рамке? А у меня таких нет. Все на мобиле.

Я закатил глаза. Некоторые люди слишком ленивы, чтобы даже попытаться включить мозг.

— Так распечатай фотографию с мобильника, — попытался говорить почти без гнева, а то опять вступор впадёт. — В любом торговом центре тебе окажут данную услугу.

— О!

Я воспринял этот звук как понимание и согласие, поэтому продолжил:

— Потом ты должен на фотографию, прикреплённую к доске, добавить каплю собственной крови с мизинца на левой руке. Понял? Повтори.

— Капля крови с мизинца на левой руке.

— Правильно, — одобрительно кивнул я, хотя он и не видел. — На этом всё. Отставь табличку в сторону и не трогай. Просто жди. Проклятие будет наложено на твоего врага.

— И всё? Колдовать так просто?

— Ага.

Ответил без подробностей. Ну зачем ему знать, что я заранее выполнил девяносто пять процентов работы? Нашёл контракт с демоном, выяснил слова призыва, добыл кровь белого мангуста для написания и ещё сотня других мелких деталей, которые жизненно необходимы в такого рода делах. Также я решил не говорить Хосе, что после окончания ритуала его душа будет принадлежать демону. Возможно, я ему даже оказал услугу. Будем откровенны, Хосе ни разу не святой и его уже ждёт наказание в аду. Я ему подарил малюсенькую вероятность, что демон, как новый хозяин души, после смерти сразу распылит Хосе для зачарования артефакта, без миллионов часов агонии. Это лучший для него исход. Но вероятно ему предстоит бесконечная пытка в котле с абортами шлюх.

— А как тебя зовут, друг?

Я ничего не ответил и ушёл на урок, также избегая его поля зрения. Продолжать разговор было бессмысленно, он уже попался на крючок и сделает всё в точности как я сказал. Эта магия опасная. Эта магия злая. И, как для любого обывателя, такая захватывающая. Кому как не мне это знать? Когда-то я испытывал такой же восторг от первого прикосновения к запретному плоду, но я был тогда намного моложе. Мама начала изучать со мной латынь раньше, чем таблицу умножения.

Вот и доска для проклятий пригодилась. Уже несколько месяцев с собой таскаю, давно хотел её испытать, подозревал что рано или поздно подвернётся удобная возможность. Сам я конечно её использовать не собираюсь, я ценю свою свободу и душу никогда не продам, а в аду скучно – я читал. Одно из основных правил использования доски: пользователь должен пускать желчь от ненависти к своему врагу. Поэтому, увы, не получится обменивать души бомжей на пакость обидчику. Ненависть должна быть личной. Я бы мог уже давно без проблем подкинуть Паркеру доску с инструкцией. У него точно хватает ненависти к Флэшу за годы унижений. Но это уже будет вред экосистеме и такого я допустить не могу. Паркер находится в красной книге, точнее его альтерэго: Человек-Паук. Помогает бесплатно. Спасает людей бесплатно. Посвящает всего себя народу и ничего не требует взамен. Святой. Очень редкий вид. Было бы таких людей больше и мир стал бы светлее. Другое дело Хосе – подлый мудак, которого не жалко пустить на благое дело.

Не стоило сегодня Флэшу меня злить.

Дьявол тоже плачет часть 2 из 2

*БОЛЬНИЦА НЬЮ-ЙОРКА*

После учёбы, как обычно, я отправился в больницу. Прохожу сквозь медицинскую суету, иногда кидаю улыбки персоналу. С каждым моим шагом голоса оставались позади. Я остался посреди давящей тишины. Палаты умирающих пациентов. Несчастных накачивают медикаментами, чтобы без боли дожидались смерти.

Прохожу мимо общих палат, где лежало по пять пациентов в одной комнате, единственный способ для них получить уединение, так это закрыть кровать занавесками или выпрыгнуть в окно и покончить со всем этим.

В каждой кровати лежали старики, отсрочивающие свою смерть. И один мертвец, отсрочивающий свою старость. Мой папа. К нему я и направился.

Наш бюджет позволяет купить отдельную палату с повышенным вниманием персонала. Билеты в цирке всегда хорошо продавались, плюс есть лишняя копейка от моих подработок, и мама раньше отлично помогала, так что жили мы всегда выше среднего. На ламборджини не понтовались, но также никогда не голодали или не ограничивали себя. Почему-то все думают, что раз из семьи циркачей, то обязательно нищий. В моих карманах всегда было больше денег, чем у Флэша, чей папа работает продавцом в солидной строительной фирме.

Кстати, об ещё одном обманчивом впечатлении. Лечащий врач моего папы, вот так сюрприз, байкер из его братвы. Харлей на парковке не мешает носить белый халат. Этот же добрый человек провёл по бумагам отца как своего родственника, за что нам дали десятипроцентную скидку. Благослови его Бог.

Я зашёл в палату и тихо закрыл за собой дверь. Отец умиротворенно спал,