Андрей Валерьев - Форпост - 4 Страница 57

Свежий ветер, даже сквозь мешковину, потрясал своим вкусом. После вонючей ямы, он казался таким сладким…

«Э. Уроды. Вы куда меня тащите?»

Под ногами был песок, а звук прибоя становился всё громче.

«Не хочу!»

Маляренко задёргался. Подыхать вот так, в двух шагах от дома, от детей и семьи, он не хотел.

Н-на! Н-на!

Рёбра ощутимо хрустнули, а перед глазами закружились разноцветные мошки. Над ухом злобно хохотнули.

— Не дёргайся, вонючка. Искупаем, потом на приём пойдёшь. ТТВВААААРРРЬ!

«Видать их прошлый здорово доста… ааа!»

Снять мешок конвоиры посчитали излишним и сунули Ваню в воду прямо так. Как есть. Со связанными руками, кляпом и в одежде.

Кляп уже не мешал. Совсем. Иван приноровился сглатывать обильную слюну, даже с этой тряпкой во рту. В нос ударила свежая порция запаха. Слюны стало в два раза больше, а слева тихо вздохнули.

— Баранинка… с чесночком.

Справа отозвались урчанием в животе. Ванин тощий живот немедленно откликнулся и товарища поддержал.

«Да, братан, было бы неплохо!»

Через час хохот, крики и веселье за дверью стихли и началось деловое бормотание. Судя по обрывкам фраз, местные давали отчёты вернувшемуся из поездки боссу.

Боссом, как Маляренко и ожидал, был Степанов.

«Бормотание» продолжалось долго. Иван успел высохнуть, согреться и даже закемарить на каменном полу, когда дверь открылась и по телу прошла волна тёплого воздуха.

— Давайте его сюда.

Голос Олега был усталым, мрачным и не предвещал ничего хорошего. Ивана подхватили за руки, затащили в комнату и бросили на пол.

— Вот, господин губернатор, поймали. Иваном, сволочь, назвался.

«Губернатор?!»

— Слышал, Лужин-младший рассказывал. Ну. Показывайте его.

Когда конвоир сдёрнул с головы мешок — Иван зажмурился. Уж очень ярко была освещена комната. Посидев с минуту, Ваня приоткрыл один глаз и осмотрелся.

«Какая, нафиг, комната?»

В каменном зале Маляренко без труда опознал свой собственный старый лодочный сарай, в котором когда-то стояла «Беда». Перед ним, на высоком кресле, почти троне, сидел Олег Николаевич Степанов и отвесив челюсть, пялился на валявшегося на полу человека.

Когда Генерал-Губернатору, только что вернувшемуся из инспекционной поездки по северу и востоку острова, доложили о том, что обычный патруль задержал человека, который назвался Иваном Маляренко, он здорово напрягся. Опыт прошлых событий говорил о том, что ТАКИЕ события просто так не случаются и впереди его ждёт много проблем. Но затем, выслушав историю поимки самозванца от непосредственных участников событий Олег Степанов успокоился — похоже, что нынешний «Иван» был просто авантюристом-одиночкой и никто из глав остальных общин за ним не стоял. Во всяком случае, ни дипломатической поддержки, ни десанта за спиной у этого уродца не было.

Бойцы из службы безопасности затащили человека с мешком на голове, бросили его на пол приёмного зала и нынешний Глава Крыма, плотоядно улыбаясь, велел снять с его головы мешок.

«Сука. На кол тебя! Прилюдно. Чтоб другим неповадно было!»

Старшина школы начального военного образования сдёрнул мешок с головы пленника и Олег едва не захлебнулся в вине, которое он лениво отхлёбывал из огромного серебряного кубка. Перед ним… Совсем не постаревший… Бородатый…

«Не может быть!»

— Старшина, — генерал с трудом проглотил глоток вина, — оставь нас.

— А…

— Привяжи его, вынь кляп и… ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА!

— Привет, Степанов. Вижу — узнал.

Иван старательно разминал челюсть.

— Ну вот, Олег. Я и вернулся.

— Есть хочешь? — Глава крупнейшей общины этого мира собственноручно налил тарелку супа. — Ты ешь, ешь.

Степанов метнул быстрый взгляд на стоявшего возле двери бугая. Если тот и удивился, то никак этого не показал.

«Ближник»

Иван внимательно и нарочито борзо изучил чернявого телохранителя Головы. Тот ответил таким же наглым и внимательным взглядом, мол, я тебя запомнил и мне плевать, кто ты есть на самом деле.

— Я ем. Ем.

Ваня действительно метал в рот ложку за ложкой, искоса поглядывая на Олега. Степанов, судя по его внешнему виду, был в полнейшем раздрае. Он то собирался соскочить с трона и обнять друга, то каменел и смотрел на Маляренко, как на врага народа. Ваня споро выхлебал тарелку и выдал.

— А девочки мои где?

Олег отвёл глаза.

— Маша то… давно… через год, после того, как ты пропал…Ваня, мне очень жаль.

Маляренко онемел. Весь. Целиком. Начиная от головы и заканчивая кончиками пальцев.

— К-как?

— Приступ. Кровоизлияние. Никто ничего не смог… я, — губернатор кашлянул, — мне… Марии Сергеевны до сих пор не хватает. Как человека, конечно!

Сбивчивой оправдательной речи друга Иван уже не слышал. В ушах молотом била кровь, голова кружилась и хотелось по-детски заплакать. Горько, безутешно. Эта женщина была для него всем.

— А, а Таня?

Степанов посмотрел в потолок, вздохнул и цыкнул ближнику.

— Позови.

Таня вошла стремительно, легко, будто ступала по воздуху. Огромный живот, который она несла впереди себя, ничуть ей в этом не мешал.

— Да, любимый, ты звал?

Степанов посмотрел на Ивана с отчаянностью обречённого и кивнул.

— Да, радость моя, звал. У нас тут…

Олег осёкся. Его жена, мать его сына, которая снова была на сносях, заметила ЕГО. Улыбка сползла с лица женщины, потом на лице Тани появился страх, потом боль, а затем решимость. За секунду. За миг. Иван всё понял и расслабился — здесь, в этом доме ему ловить было нечего.

Ноздри у Тани затрепетали.

— Это он? САМОЗВАНЕЦ?

Маляренко поднял обе руки. Мол, сдаюсь.

— Танька, я понимаю, виноват, но…

— ТЫ!!!

— Ты! Ты НАС БРОСИЛ!!!

Женщина схватилась за живот, согнувшись в три погибели. Глаза её пылали ненавистью и злобой.

— Скот! Как ты мог?! Ненавижу! Ненави…

Генерал-губернатор подскочил, облапил жену и увёл её из комнаты. «Телок» проводил хозяина взглядом полным сочувствия и подошёл к Ивану вплотную.

— Если с ней что-нибудь случится, я тебя на ремни пущу. Понял?

Ване было всё равно. В ушах стучал молот.

Я. Их. Бросил. Я…

— Ты это… — голос пленника был еле слышен, — пусти меня на ремни, а? Сейчас. Христом-Богом прошу.

Степанов вернулся через час. Уставший и вымотанный до предела.

— Изя, — «ближник» встрепенулся, — развяжи его и побудь на улице, чтобы никто… ты понял?

— Супруга моя родами представилась. И ребёнок тоже. Такие вот дела, Ваня.

— Сочувствую, Олег.

— И остался я один да с тремя дочками. Потом Машу схоронили. Завтра ночью свожу тебя на могилу. А потом, через три года, с Таней у нас сладилось. Сына она мне родила.

— А… а мои…?

— Аня замужем за сыном Сергея Спиридонова. Там, на севере живёт. Поздравляю, ты — дед.

«Дед»

— А Иван?

— Иван сначала в лётчики подался. Из Новограда этого… пилота-любителя перевезли, так он тут аэроклуб устроил. В Планерном. А сейчас он Майкоп поднимает. Нефть. Переработка. А Артём и Сашка…

— КАКИЕ АРТЁМ И САШКА?!

— А Артём и Александр МОИ сыновья, ПОНЯЛ?

Маляренко понял.

«Я — скот. Нет мне прощения… Я — скот…»

— Израэль! Убери его.

Иван даже не почувствовал, как бывший израильский спецназовец спеленал его с ног до головы, легко закинул себе на плечо и понёс, сопровождаемый казацким старшиной и бойцами, к яме.

Глава 9

В которой Иван выбирает дверь

В яме Маляренко просидел три дня. Снова начались рыбная диета и разбавленное пиво от пуза. Радовало одно — вместо балбесов-курсантов с их экскурсиями, наверху сидели те самые ребята из службы безопасности, молчаливые, серьёзные и ответственные. С ними было сильно скучнее, но зато… как-то… в общем, Ваня таких мужчин уважал.

На четвёртые сутки после нервного разговора с бывшей женой и бывшим другом, Ивана снова вынули из ямы.

— Пойдём, — Чернявый Изя поманил Ваню за собой и спокойно направился к бане. Вокруг широким веером шли бойцы в чёрных доспехах, почти невидимые в сгустившихся сумерках, — приведи себя в порядок.

В ладони израильтянина возник кусок мыла.

— Сейчас сюда войдёт человек. — Генерал-губернатор обвёл пристальным взглядом всех собравшихся. — Я хочу, чтобы каждый из вас сначала вспомнил наш недавний разговор и подумал, а потом… заводи его.

Они все очень сильно постарели. И очень сильно изменились. Серый, Юрбан, Стас. Особенно сильно сдал Гера, превратившись в маленького сухонького старичка. Иван медленно вышел на середину зала и сел на табурет в гробовой тишине.

Кузнецов дёрнул щекой и тихо выдохнул.

— Это он.