Пепел доверия-2 - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 48

– Если не нашли в себе смелости выйти наружу и начать охоту на тех, кто охотится на нас… – вздохнув, Алекс кивнул. – Ну или, скажем, нет у кого-то оружия, или он инвалид… Ну или религия вам не позволяет ничего такого. Не можете вы, в общем, убивать тварей – и все. Неважно, по какой причине. То… то постарайтесь просто оставаться людьми. Настоящими людьми. Не будьте думающей лишь о себе мразью – вот что главное. Подумайте о том, как помочь тем, кому еще хуже, чем вам сейчас, приходится. Слушайте… мы столько высоток повидали, откуда люди кричат, когда нас видят: кто-то заперт бродящими в подъезде тварями, кто-то с детьми, а воды больше нет, кто-то в машине второй день прячется, а вокруг спятившие колобродят… Мы видели мужика могучего, отсиживающегося в хате и подсматривающего сквозь щелку между шторами, как по двору потеряшка трехлетняя перепуганная бродит, а к ней бабка, не меньшее ее перепуганная, крадется на артритных коленках, чтобы спасти от замершей на дороге твари… Бабке мы помогли. Мужику я кирпич в его сраное окно засадил. Как бы с мыслями собраться… БУДЬТЕ ЛЮДЬМИ, А НЕ ТВАРЯМИ! Помочь ведь по-разному можно! Подскажите кому-нибудь, где добыть еды или воды. Помогите старику дотащить сумки до подъезда. Предупредите криком с безопасного расстояния того, кто не замечает опасность – и сразу спрячьтесь. Скиньте полторашку воды и печенье на балкон голодной соседке снизу. Подберите брошенного ребенка с улицы. И да, это всегда риск, что привлечете к себе внимание тварей или просто злых и жадных людей… Ну а как еще? Сейчас без риска не бывает. Быть человеком всегда сложно. Понимаете? Это свиньей в хлеву быть просто: пожрал, поспал, посрал, сдох – и на этом все. А вот человеком быть сложно – это понимать надо. Вы уж постарайтесь. И мы постараемся. Вместе как-нибудь справимся. Удачи…

– Удачи, – тихо повторил я, помедлил чуток в тишине и повторил еще кое-что из слов этого такого простого и такого усталого парня, ничуть не похожего на супергероя: – Не будьте думающей лишь о себе мразью – вот что главное. Будьте людьми, а не тварями. Быть человеком всегда сложно…

Набрав в грудь побольше воздуха, я с протяжным шипением выпустил его, набрал снова и повторил весь процесс. Потом проделал все снова. И снова… Где-то на седьмой раз это помогло, и я внутренне «замедлился», перестал немедленно рваться в вечерний сумрак снаружи, чтобы кого-то спасать.

Быть человеком всегда сложно…

Да я это и так знал. Конечно, сложно. И мужиком настоящим тоже быть сложно. Тот же страх попробуй преодолей, когда слышишь, как на скамейке в парке, мимо которой ты проходишь, кто-то домогается беззащитной девушки, и прямо сейчас надо решить, как поступишь – пройдешь тихонько мимо, напряженно глядя в другую сторону, или все же подойдешь и попросишь прекратить беспредел…

Глянув на часы, я повторил окончание берущего за душу спича:

– Вы уж постарайтесь. И мы постараемся. Вместе как-нибудь справимся.

Хорошо… я постараюсь. Я действительно постараюсь остаться человеком и не быть мразью, что думает лишь о себе. И от этого решения все мои четкие, но какие-то бездушные планы вдруг обрели смысл – словно в сдутый воздушный шарик кто-то влил струю чистого кислорода. Нет, не в воздушный шарик, а в меня самого – слова Алекса накачали меня от макушки до пяток, я отчетливо ощутил это состояние раздутости.

Да.

Нельзя думать лишь о себе. Надо еще и людям помогать хоть немного.

Как именно помогать?

Этот конкретный вопрос возник у меня в голове сам собой, и я тут же постарался его прогнать, но ничего не вышло, и пришлось отвечать честно: понятия пока не имею.

Я не Алекс. И я не один из его столь же умелых друзей. Я не умею так метко стрелять, так лихо убивать ножом, и я совсем не такой смелый, как он. А еще я просто не хочу убивать – вообще никого. И считаю это нежелание вполне нормальным для обычного человека. Твари они или нет, но они все же люди. Там дети, женщины… При мысли о том, что, возможно, однажды я столкнусь с обратившимся в тварь ребенком и мне придется поднять на него топор или ствол пистолета… да мне сразу дурно становится, к горлу подкатывает комок, а лицо прошибает потом. Не зря в многочисленных фильмах про зомби-апокалипсис показывают крайне мало детей, делая упор на взрослых женщин и мужчин, плюс перекашивают и раздирают им лица, чтобы они больше походили на монстров. Таких, конечно, убивать куда легче…

А вот Алекс не такой. Он убивает быстро и без колебаний. Ну да, даже по его внешнему виду и по скупым пояснениям в самом начале и так понятно, что наши с ним жизненные пути пошли по максимально разным дорожкам. Он жил и выживал там, где душа быстро обрастает железной звенящей коростой.

А я остался мягоньким ранимым ботаном… Не было у меня суровой закалки. Я никогда не обитал в бетонной норе вместе с другими запертыми озлобленными на жизнь мужиками, и мне не приходилось доказывать им, что ко мне лучше не лезть. Я не воевал; не сидел под обстрелом артиллерии в содрогающихся от слишком близких взрывов окопах; не уворачивался от дронов-камикадзе; не получал серьезных ранений, да еще в полевых условиях, где до ближайшего санитара придется ползти самому, а до этого еще надо турникет себе наложить; не полз среди мин по территории врага, зная, что, возможно, уже попал в прицел снайпера… Я не стрелял в других людей, а они не стреляли в меня. Ничего такого в моей жизни не было. И раньше я этому радовался – мне повезло. А теперь вдруг оказалось, что одной из ценнейших валют сейчас является реальный боевой опыт: такой, как у Бажена, такой, как у Алекса. А худшим активом можно назвать доскональное знание бухгалтерских программ…

Вот же дерьмо…

И в результате я представить себя не мог в роли добровольно вышедшего охотиться на тварей бойца – в голове картинка просто не складывается. Я ведь не в компьютерную стрелялку играю, где управляю могучим