Ночная вахта - Юрий Павлович Валин Страница 41

— Не волнуйся, старина, мы с самыми добрыми намерениями, — заверил Док, целясь в лоб хозяину.

— Так и славно, заходите, что в сырости стоять. Черноперка созрела, отведайте с перчиком и кислолистом, если не побрезгуете, конечно… — хозяин, старчески кряхтя, выбрался из лючка и гостеприимно приоткрыл дверцу. — Пожалуйте…

Изнутри светила и подмигивала свеча, веяло тряпьем и жареной рыбой… И правда, перец и еще что-то пряное, весьма чувствовалось…

— Что ж, пожалуй, мы примем приглаш… — улыбнулся доктор, приподнимая ствол…

— Стой! — успел крикнуть я, сознавая, что лодочник уж слишком кособочиться, распахивая дверь.

Плоскомордый барочник кратко фыркнул, резко выбрасывая левую руку — серебряная капля сорвалась с его ладони, понеслась в сторону наших стрелков, звякнула о ствол «энфильда», и ушла в сторону…

Бросок ножа был недурен, но его хозяин не особо надеялся на успех, — не интересуясь результатом, барочник спиной вперед кувыркнулся за борт. Хлюпнуло — словно мешок с камнями на дно канул.

— Стреляй, Сэлби! — взволновался доктор.

Стрелки бросились к борту, корыто закачалось, но стрелять было не в кого. Судя по прыти, плоскомордый не был так наивен, чтобы выныривать там же где нырнул. Сразу видно: человек с солидным ночным опытом.

— Уйдет, — предрек я, направляясь к носовому люку.

Корыто нервничало и скрипело — наши воины прыгали от борта к борту, пытаясь различить в около-береговой тьме и игре волн зловредного беглеца. Надо думать, и в бинокль не замедлили глянуть. В духоте каютки я спрятал нож и принюхался к сковороде, стоящей на крошечном столике.

Не знаю что такое «кислолист», но вкус рыбешки он улучшал вдвое. Да и перец не был лишним.

— Нет, он уже доедает⁈ — в каморку ввалились доблестные стрелки.

Я сунул хребет замечательной черноперки за сковороду, жестом призвал возмущенных джентльменов к молчанию и указал на одеяло — оно изо всех сил притворялось неживым.

Сэлби взвел курок револьвера, подкрался к низеньким нарам и со всей мочи дернул край замусоленного одеяла.

— Ага, баба!

Торжествующий сэр-солдат на этот раз ничуть не ошибся — на нарах скорчилась именно существо женского пола.

«Леди» данный трофей именовать было трудно даже из учтивости, «девицей» она не выглядела из-за неопределенности возраста и недавнего соседства с плоскомордым попрыгуном, отнюдь не казавшимся склонным к целибату.

Круглолицая, сероволосая, неумытая, с разбитой нижней губой. Обычно таких относят к породе «потаскух». Впрочем, главный классификатор видов у нас Док, ему виднее.

— Так-так, — ликовал Сэлби. — Соучастница! Или наоборот, мы тебя спасли от поругания?

Тетка протяжно вздохнула и глянула на солдата с тоской. Возможно, будничное поругание и черноперка с кислолистом ей казались гораздо предпочтительнее близкого знакомства с неотразимым воякой Сэлби.

— Так что примолкла? — издевался солдат. — Где слезы счастья, вопли восторга и пляски этих… освобожденных вакцинок?

— Кого пляски? — удивилась замызганная особь, голос у нее оказался с хрипотцой, но вполне женственным. — Может, вакханок? С этим, красавец, тебе не обломится. Отучили

меня выплясывать.

Она приподняла лоскутную юбку, поочередно показала ноги — на щиколотках обеих были кандалы с тронутыми ржавчиной, но вполне добротными цепями.

— Хочешь, залезай так, не хочешь, ищи танцорку поталантливее, — закончила объяснение немытая особа. — Но рыбу дайте сюда, а то под вами немедля и сдохну.

Особенно изнуренной недоеданием цепная пленница не выглядела, скорее наоборот, особенно пониже талии. Но в ее тоне слышалась твердая уверенность в скорой и неотвратимой гибели от истощения.

Док пожал плечами и переставил сковороду на одеяло — волноваться за чистоту тут не приходилось.

В поедании черноперки наша пленница оказалась весьма искусна. Пока мы интересовались обстановкой каюты и ее содержимым, на сковороде выросла кучка чистеньких костей. Бабенка вытерла рыбьей головой масло с посудины, облегченно вздохнула и сказала:

— Не ищите. Нет ничего. Третьего дня перегрузили товар, выручка у Гвалта при себе. Остальное в город потащили. Но нутта нынче вообще не было. Неурожай за океаном, наркоманам лучше самим удавиться, уж извините за черную весть

— Наркотики, значит? — обрадовался ученому слову доктор.

— Сама я ничего такого не жую, — насторожилась баба. — И вообще… — она уставилась на винтовки, потом с большим сомнением поглядела на Сэлби, принюхивающегося к непонятной бутыли, на Дока-

Меня узница лохани почтила лишь беглым взглядом — я был не интересен.

— Что, знаете, что это такое? — доктор хлопнул по винтовочному ложу.

— Оружье, надо думать, — проявила похвальную сообразительность пленница. — Эй, вы пришлые, что ли?

— Кто-кто мы? — обозлился солдат, догадавшийся, что в бутылке всего лишь деготь для уключин. — Ты мне не дерзи!

— Я только предположила, — поджала губы тетка и поморщилась от боли. — Одежда странная, оружие, говорите с акцентом. Как тут дурного не подумать…

— И про акцент она знает, забулдыга этакая, — возмутился щепетильный Сэлби.

— Могу и помолчать, раз вы чисто риторически интересуетесь, — равнодушно сказала пленница.

— Зачем же молчать, леди? — удивился я. — Лучше скажите, давно в городе бывали?

— В Глоре? Пятого дня оттуда. Меня не продали и ушли, несолоно хлебавши. Хозяин сильно сокрушался. В море взяли контрабанду перекинуть, коротко, с когга на берег, оно-то рискованно, но лучше чем ничего, — охотно пояснила тетка.

Мое «леди» она пропустила мимо ушей, словно ее так титуловали частенько. Вообще она многовато врала — не менее половины из сказанного и несказанного. Но так почти все люди делают, нужно глубже ее комбинации понять.

— И что в городе? Мука-то опять подорожала? — спросил я…

Про муку тетка достоверно не знала, зато знала много другого. Нашу пленницу звали Кррукс — имя это или кличка я не совсем понял, тетка имела определенное понятие о разговорном снукере и на вопросы предпочитала реагировать немедленным отыгрышем обратно в борт и прятками за более ценными шарами-проблемами. Ну и ладно: если вкратце, ее пытались продать как ценную добычу, но дело не выгорело. Откровенно говоря, носительница рычащего имени напоминала невзрачную бродячую собаку, способную заинтересовать разве что всмерть прогорающего живодера. Сейчас один такой страдалец как раз пялился, на, э-э… самую крепкую часть ноги пленницы и улыбался во все свои негодные зубы. Что порядком мешало разговору. В смысле, мне мешало, а