"Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев Страница 40

– Стил, ты с ума сошёл? Я просил мне не звонить! – ответил встревоженный голос.

– И тебе привет, Макс! У меня нашлось применение твоим талантам, быстрее приезжай на улицу Возрождения девять…

– Какое ещё Возрождение? Ты чего? Ночь на дворе, за мной могут наблюдать ваши верные псы, ты забыл? Они вечно околачиваются у моего дома.

– Макс! Быстро взял такси, свои инструменты и приехал на улицу Возрождения, дом девять! Чтобы через двадцать минут был здесь, для тебя есть работа по профилю. Не забывай, кому ты обязан жизнью.

– Да-да, Стил, ты же не позволишь мне забыть об этом до конца этой самой жизни. Куда конкретно приезжать?

– Квартира шестьдесят один.

– Ох, сейчас буду…

Макс отключился, и трубка в моей руке поспешила растаять в воздухе. Я вернулся на кухню. Дмитрий всё ещё сидел за столом, погружённый в молчаливую меланхолию, смотрел на дрожащий огонёк и медитативно поглаживал своего кота, который снова забрался ему на колени.

– Сейчас приедет мой друг, он поможет, – неловко сказал я, усаживаясь на табурет.

– Может, тогда чаю, пока ждём? – с долей смирения спросил старик, оторвавшись от свечи.

– Не откажусь.

Мурлычущий кот во второй раз был спущен на землю, от чего он обиженно мяукнул и побрёл восвояси. Шолохов, шаркая ногами, подошёл к плите, чиркнул спичкой и поставил на горелку ковшик с водой.

– Извините, – сказал он. – Чайник у меня только электрический.

Старик достал из навесного шкафчика старое засохшее печенье, высыпал его на стол, сделал нам по бокалу крепкого чая и вернулся на своё место.

– Этот ваш Макс, он ведь взломщик? – спросил старик, делая из чашки глоток.

– Как вы узнали?

– Бросьте, Страж, сколько можно удивляться? Я полжизни отдал служению Системе и не такого повидал. Я понимаю, что вы хотите сделать. Не боитесь? Если об этом узнают, вас отключат.

– Не узнают, не должны. Макс – наш штатный взломщик, мы часто прибегаем к его помощи по долгу службы. Тем более он многим мне обязан.

– И давно Стражи начали сотрудничать с Отступниками? – спросил Шолохов, посмотрев осуждающе и очень пронзительно.

– Нет, то есть там не всё так просто, – с некоторым замешательством ответил я и отвернулся в сторону.

Некоторые время мы сидели в тишине. Я держал в руках горячую чашку, грел руки и смотрел сквозь темноту в кухонное окно, где иногда ярко проносились всполохи разрядов, неся за собой грохочущий рокот грома.

– Дмитрий Иванович, можно вам задать один вопрос? Для меня он очень важен. Как вы считаете, жители Системы сильно изменились за это время? Они стали хуже или лучше? Насколько мы приблизились к мечте?

Шолохов сдавленно крякнул и предосудительно покачал головой.

– Изменились? Ты даже не представляешь как, Страж…

– Всё так плохо? Есть у меня один знакомый, примерно вашего возраста, он считает, что люди нынче, особенно молодое поколение, совсем потеряли связь с реальностью. Он сравнивает их с цветами, оторванными от почвы. А моя напарница видит проблему в повсеместной инфантильности общества.

– Ну а ты как считаешь? – спросил старик и с интересом прищурился.

– Даже не знаю, – искренне недоумевал я. – Я вижу вокруг чужих друг другу людей, они все разобщённые, как отдельные листики в потоке воды, плывут по течению, сталкиваются лениво, расходятся и продолжают свой путь. Возможно, это всё глупости, но я не понимаю, как мы можем вместе достичь нашей общей мечты. Все люди превратились в одну большую, инертную и апатичную массу, они ничего не хотят и ни о чём больше не мечтают. Всё, что им нужно, – это плыть по течению, чтобы их не трогали и не тревожили. Я не знаю причин этого, я говорю лишь то, что вижу на улицах каждый день. Хотя что тут ещё скажешь, если даже старики стремятся поскорее покинуть этот мир.

Шолохов стыдливо отвёл глаза и пожевал губами.

– В чём-то ты прав, Страж. Действительно, им уже ничего не нужно, нет в них больше веры в себя, в людей, в своё будущее. Они разучились мечтать, вот что страшно! Этот мир построен как попытка реализовать самую грандиозную мечту человечества о лучшем месте, рае, где сбываются все желания. Мы возводили его долгие годы, десятилетия, дом за домом, строчка за строчкой прописывали каждый алгоритм, каждое движение, мысль, действие. Мы хотели лучшего мира, который не отличался бы от прошлого, был как настоящий, но лишённый недостатков оного. Так что же случилось? Где та жгучая, всеобъемлющая, пылающая страсть в людях? Где то, что заставляло нас двигаться вперёд, идти на подвиги, заставляло сметать все барьеры и следовать дальше? Что стало с нашей мечтой?

Повисла секундная пауза.

– Может, она сбылась? – иронично предположил я.

Шолохов разочарованно вскинул руки и шлёпнул себя по коленям.

– А что, похоже на то, что она сбылась? Нет! Мы сдали свою мечту, разменяли её на полпути, бросили на первом же повороте. Когда-то в людях действительно пылала страсть, тяга к свершениям, они шли сквозь все преграды, пока их вело горящее сердце Данко. Он сжимал его в руке и гордо нёс перед собой. Люди шли за ним, обуреваемые желанием скорее выйти из тёмного леса, но, оказавшись на опушке, остановились там на отдых. Да так и остались на ней навсегда, забыв о том, к чему стремились, куда шли и за что отдал свою жизнь Данко.

Шолохов улетел в своих мыслях слишком далеко, он замер, сжимая в кулаке незримое сердце, а его взгляд провалился в пустоту.

– Подождите, кто такой Данко? Вы о чём? Что-то я вас совсем не понимаю.

Но только старик открыл рот, чтобы ответить, в дверь негромко постучали. Я вскочил с места, быстро достиг входной двери и не глядя распахнул её. У входа стоял молодой парень, застывший с поднятым в воздух кулаком, и с испугом смотрел на внезапно возникшего из темноты человека. Выглядел паренёк немного неряшливо: бывшие когда-то белыми, а ныне грязно-серые кроссовки, потёртые синие джинсы, светлая рубаха навыпуск, свисающая ниже пояса, а сверху коротенькая куртка из коричневой кожи. Поперёк груди, под курткой, виднелся ремешок, державший у пояса небольшую сумочку. На его голове красовалась жуткого вида причёска в виде прямых жёстких локонов, торчащих в разные стороны, при этом волосы оказались выкрашены в непривычный красный цвет. Весьма экстравагантная внешность, впрочем,