Физик - Василий Горъ Страница 37

словами свою упертость, вынудившую доконать схему плетения не в четверг, не в пятницу или не на следующей неделе, а всего через несколько часов после разговора с Ярославом Третьим. Слава богу, холодный душ, принятый после тренировки, не только взбодрил, но и переключил голову в рабочий режим. А в нем я додумался до неминуемых последствий молчания. В смысле, сообразил, что Валентина Алексеевна занимается с Валей каждый день и наверняка отслеживает малейшие изменения в состоянии энергетики ученицы, соответственно, заметив признаки слишком быстрого прорыва на следующую ступень, начнет задавать вопросы. Вполне возможно, что не одна, а в присутствии Императрицы-Матери. А ответы Замятиной, как, впрочем, и ее гордое молчание, натолкнут Волконских и Шахову на очень неприятные выводы!

Нет, винить себя в торопливости я, конечно же, не перестал. Но перед завтраком отправил «прабабушке» сообщение с просьбой о срочной встрече.

Целительница написала, что будет готова меня принять минут через двадцать, и я ускорился. В смысле, выпил алхимию, закидал в себя завтрак, объяснил Янке с Денисом Михайловичем их партию «игры» и отпустил в город, а затем прихватил с собой Валю и поднялся на этаж выше.

До времени выезда в лицей оставалось всего ничего, поэтому не тупил — быстрым шагом прошел по коридору до нужной двери, переступив через порог кабинета Валентины Алексеевны, учтиво поздоровался, попросил включить «глушилку», подождал правильного «касания» и раскололся. Так, как было выгодно мне:

— Я активировал воодушевляющее касание. С помощью линзы-камертона и накопителя. Да, чуть «пересушил» резерв и перенапряг ядро, благодаря чему допер, что делать это было рановато, но факт остается фактом: заклинание сформировалось, было проверено на Вале и дало ожидаемый результат.

Шахова вылетела из-за стола чуть ли не раньше, чем я договорил слово «пересушил», мощным рывком избавила мою рубашку всех застегнутых пуговиц и прижала ладонь к солнечному сплетению. Прогнав полную диагностику, в том же режиме «раздела» Замятину, облегченно выдохнула и молча отвесила нам по подзатыльнику. Потом на подгибающихся ногах подошла к шкафчику со спиртным, отпила несколько глотков прямо из горлышка початой бутылки, обессиленно присела на край столешницы и догадалась запахнуть банный халат, потерявший пояс во время слишком стремительного рывка с места.

Тут я взгляд и поднял. А целительница, более-менее успокоившись, обозвала нас малолетними придурками, еще раз оглядела с головы меня и Валю, тяжело вздохнула и… закончила воспитательный процесс!

В смысле, попросила прощения за рукоприкладство и продолжила удивлять:

— Лют, мальчик мой, я понимаю, чем ты руководствовался, творя эту дичь, ибо когда-то осваивала целительский Дар значительно безрассуднее. Поэтому предлагаю компромисс: в следующий раз приходите ко мне. Оба. И экспериментируйте под присмотром человека, способного вовремя исправить почти любую ошибку. Обещаю, что больше не сорвусь!

Само собой, я принял это предложение, а потом попросил озвучить оба диагноза.

— Могу только поздравить… — безрадостно усмехнулась она. — Валю — с новой ступенью, давшейся малой кровью, и с избавлением от некоторой части застарелых огрехов энергетики, а тебя — с удачным завершением самоубийственного эксперимента, очень серьезным шагом по пути развития Дара и обретением опыта, в теории способного уберечь от многих ошибок.

— Спасибо… — поблагодарил я и попросил рекомендации.

Тут целительница почему-то развеселилась:

— Тебе рекомендации разума или души?

— И те, и другие… — «выбрал» я.

— Хитренький! — «возмущенно» воскликнула она, затем сделала еще один глоток из все той же бутылки, по-простецки вытерла губы рукавом халата и посерьезнела: — По-хорошему, я должна строго-настрого запретить эксперименты с наполнением высокоранговых плетений из связки резерв-накопитель, ибо на твоем ранге почти любая ошибка в выборе баланса чревата иссушением ядра с последующей деградацией энергетической системы и потерей Дара. Но у твоей энергетики настолько высокий запас прочности, что мелкие ошибки она сожрет и не подавится, а как не допустить крупные, я сейчас объясню. Ибо прекрасно понимаю, насколько сложно будет выдержать без экспериментов целый месяц…

…В гараж спустились с семиминутным опозданием, влезли в «Искорку» и переглянулись. Обсуждать серьезные вопросы, не поляризовав стекла, было бы безрассудно, а поляризовывать их, не тронувшись с места — подозрительно, так что заговорили о всякой ерунде. Вернее, заговорила. Замятина: призналась, что обожает ездить на переднем сидении, ибо так скорость и красота маневров сводят с ума значительно сильнее, а она уже давно подсела на адреналин. Чуть позже, то есть, во время подъема по эстакаде, почему-то решила, что столь «однобокое» описание удовольствия, получаемого от поездок вдвоем, могло меня уязвить, и добавила еще одно признание:

— Впрочем, больше всего меня сводит с ума не скорость, а возможность выражать свои мысли без купюр…

— Ва-а-аль…

— Да, мой господин?

— Я не обидчив. А еще прекрасно понимаю, что наслаждение скоростью напрочь отсекает все «лишние» мысли и чувства. В общем, из уст незаменимой помощницы я хочу слышать не ее страхи, а разум и душу!

— Всегда-всегда? — зачем-то уточнила целительница.

— Да! — твердо сказал я и по наитию добавил фразу, некогда услышанную от матушки: — Эти страхи порождаются недоверием. А любое проявление недоверия между близкими людьми сначала выстраивает между ними стену, затем добавляет ей толщины и, в конце концов, превращает в непробиваемый монолит, разрушающий отношения.

— Вы правы, мой господин. И между нами стены не будет! — пообещала целительница, огляделась по сторонам, сочла, что в дворцовом парке можно говорить чуть-чуть посвободнее, открыла перчаточный ящик, активировала «глушилку» и сменила тему разговора:

— Хотела поделиться кое-какими наблюдениями. По моим ощущениям, испуг Валентины Алексеевны был искренним. И появился не из корысти, а из беспокойства за ваше здоровье…

— Мне тоже так показалось… — кивнул я, вспомнив, в каком режиме к нам бежала Шахова.

— Так вот, если рассматривать этот конкретный поступок, то создается впечатление, что она настолько измучилась от одиночества, что уже видит в вас достойную замену сыну, внукам и правнукам, дарит вам «их» любовь и все такое. Увы, стоит вспомнить о новой внешности Кораблева, которую, скорее всего, создала Валентина Алексеевна, как умиление уступает место злости!

Последнее предложение рассмешило:

— Валь, ты не учитываешь как минимум две очень важные составляющие: возраст целительницы и десятилетия жизни при Императорском дворе. А они в состоянии избавить от наивности, отучить смотреть на мир сквозь розовые очки и заставить жить понятием «целесообразность» кого угодно. Говоря иными словами, если условная одинокая пожилая женщина, некогда потерявшая всех родичей, еще может забыться в любви к новообретенному правнуку, то в сознании вполне реальной личной целительницы государыни прекрасно уживаются даже такие «разнонаправленные» чувства, как материнская любовь к понравившемуся подростку и желание вернуть захиревшей ветви рода практически утерянную