Пробуждение древних сил - Хайдарали Мирзоевич Усманов Страница 35

………….

Говорят, в те времена, когда Великая Пыль ещё не осела на кости павших богов, а звёзды каждый вечер падали с неба, оставляя в воздухе шёпот Мира Дао, между земным и небесным миром летал одинокий дракон, которого называли по разному – Небесный Плавник… Нить Ветра… И даже Перекат Гроз…

О нём слагались песни в древних монастырях, и даже те, кто никогда не видел чешуи дракона, склоняли головы при упоминании его имени. Потому что он не был просто духом неба – он был воплощением равновесия. Между Духовными Зверями, жаждущими пожирать души, и бессмертными, стремящимися к власти над Великим Путём. Именно этот дракон был тем, кто выстраивал печати, чтобы не дать зверям древности прорваться в человеческий мир. Он не подчинялся ни одному Богу. Он парил над ними.

Согласно хронике “Летопись Пурпурной Вершины”, такой дракон впервые сошёл с небес в Эру Пепельных Небес, когда великая война разрушила хребет мира, и орды духовных зверей пожирали города, поглощая плоть и память. Тогда, когда даже древнейшие секты падали под ударами чудовищ, и сама ткань мира рвалась от боли, он появился – в тишине утреннего солнца, спускаясь со звёзд.

Говорят, его тело было длиной в семь небесных ли, а дыхание его разрывала облака на лепестки ледяного ветра. Его глаза отражали звёзды, которых ещё не было. Один его рык заставил остановиться триста зверей, и старейший из них – Бронзовый Клыкастый Жу – пал на колени, признав превосходство.

Но даже этот дракон не был бессмертен в привычном понимании. Каждый его бой истончал нити Дао, вплетённые в его душу. И тогда, в последней битве – против Девятиликой Гидры из Чёрного Болотного Мира, он отдал последнюю каплю крови, чтобы заточить врага и запечатать врата между мирами. После той битвы он исчез, растворившись в миражах гор, оставив только слабый отголосок в крови некоторых редчайших линий драконов.

Но древние монахи считали, что однажды, если мир снова приблизится к краю, Небесный дракон переродится. Не как зверь, но как дух-проводник. И его новый облик соединит небесное и земное. И тогда сам Путь Дао дрогнет – чтобы изменить судьбу всей Поднебесной.

Теперь, когда Андрей – человек – и Цзяолин – дракон – вновь соединились, легенда обрела тело. И даже старейшины самых древних школ, узнав, что Небесный Дракон снова летит в небе, вспомнили забытые клятвы.

………..

В утренней тишине долины, когда первые лучи солнца только начинали растекаться по вершинам скал, Андрей сидел в позе лотоса среди извивающихся магических печатей. Воздух был насыщен остаточными волнами энергии от недавнего прорыва, и сама земля казалась натянутой струной – дрожащей, словно ощущая, что её хозяин стал другим.

Цзяолин, величественный Небесный дракон, витала неподалёку, её золотисто-лазурные чешуйки мерцали в утреннем свете, отражая слабые колебания эфирной силы. Она не приближалась. Она ждала. И Андрей чувствовал, что с этого момента всё будет иначе.

Когда Андрей достиг уровня Доу Хуан, в его теле пробудилось нечто иное – глубинное, древнее. То, что не относилось ни к человеческому, ни к духовному. В его ядре вспыхнул третий свет – тень, что плавно разворачивалась в спираль, полную знаков, символов и звуков, которые нельзя было описать словами. Оно не было результатом техники или культивации. Оно было наследием.

И это наследие отзывалось. В снах. В ощущениях. В самой плоти. Он видел чешую – как у дракона, но на себе. Видел крылья, что были не плотью, а духом, разворачивающиеся за его спиной. В теле он чувствовал пульс архаических Законов, словно сама структура мира начинала перестраиваться под его шаги. Цзяолин объяснила это просто:

– Ты не просто мой всадник. Ты – носитель древней крови. Не человеческой. Не звериной. Ты тот, кто был рожден в перекрестье двух миров.

В свитках и обрывках знаний, собранных семьёй Лин и Соль Хва, упоминалось о Камне Наследия Драконьего Ока – кристаллизованной памяти одной из древнейших ветвей Небесных драконов, павшей в войне с Богами. Он должен был находиться в забытом монастыре на восточном склоне гор, сокрытом в искажённой туманной реальности, куда не проникал даже взгляд звёзд. Они с Цзяолин отправились туда. Ведь найти сам монастырь оказалось не так уж и сложно. Куда сложнее было найти то, что там было сокрыто.

Когда Андрей положил ладонь на черный обсидиановый монолит в центре монастыря, всё исчезло. Его сознание погрузилось в древнюю память, обнажив перед ним хоры звуков, всполохи битв в небесах, и мысли существ, древнее которых был только сам Небесный Дао. Он видел сотни Змеевидных драконов, оплетающих облака, сражающихся с летающими кораблями Богов. Зов крови, несущий волны силы через поколения. Голоса тех, кто был первым. А в самом центре этих воспоминаний он увидел… себя. Или не себя, а того, чья кровь текла в нём. Тот, кто держал копьё, созданное из Оси Небес, и чья тень была длиннее гор.

Вернувшись в тело, Андрей долго молчал. И даже сейчас Цзяолин его ни о чём не спрашивала. Она уже чувствовала это. В его духе больше не было сомнений. Не осталось слабости. В нём теперь горел след Древнего Принципа – наследия того, кто был не только всадником дракона, но и равным ему.

После возвращения из храма он начал меняться. В бою он мог на мгновения сливаться с духовной сущностью Цзяолин, усиливая техники в десятки раз. Его голос – усиленный силой Драконьего Крика – начинал вибрировать так, что слабые падали без сознания. Его дыхание стало способно влиять на эфир вокруг, пробуждая дрожь в сердцах тех, кто намеревался угрожать его долине.

Но важнее было другое – он больше не чувствовал страха перед пробуждением древних зверей. В каждом из них он ощущал родство. Или скорее – конкуренцию, как между равными. Он больше не был человеком, ищущим путь. Он сам стал частью пути, по которому некогда шли те, кто вызвал гнев Небес и остался жив.

Владыка гор

Утро над древними горами начиналось с молчаливого благословения неба. Высокие пики, раскинувшиеся, как спящие великаны, окутывала седая вуаль рассветного тумана. Скалы стояли безмолвно, как старые монахи, ушедшие в медитацию десять тысяч лет назад. Их вершины то вспыхивали золотом первых лучей, то снова тонули в пепельной тени, будто колебались, стоит ли пробуждаться.

Среди этих