Монтао. Легенда о монахе - Даниил Галкин Страница 35

Тао слукавил… Хотя нет… Тогда он честно верил в свой ответ, легко разбрасываясь словами, запамятовав, как жесток бывает мир. А сейчас его руки снова перепачканы кровью.

Ещё недолго они наслаждались безмятежным временем, пока к порогу стен не пришёл вормоловский отряд.

Дальше всё было, как в тумане: крики священнослужителей, друзей Тао; разгорающийся синий огонь, уничтожающий обжитые дома; град стрел, вонзающихся в тех, кто пытался убежать, и, наконец, последние слова: «Я буду ждать на той стороне, Тао». А после… монах должен был уснуть вечным сном.

Но, в кромешной тьме, вместе с лучами далёкого тусклого света, появилась Нани и вложила ему что-то в грудь. Он очнулся в сожжённом дотла дворе божественного пристанища, разорённого нашествием армии неприятеля.

Сон каждый раз повторялся точь-в-точь, вот и сейчас… Кроме одной детали: на руинах былого счастья танцевала женщина в белом. Тадао никогда её не замечал раньше, но теперь её образ виделся вполне отчётливо. Женщина засмеялась злобным смехом.

В этот момент монах почувствовал, как огонь, словно живое существо, начал поглощать его изнутри. Глаз Тадао налился кровью, череп готов был лопнуть.

И вновь из языков яркого пламени возник образ Нани. Прижав прохладные ладони к пылающим вискам монаха, она прошептала: «Сейчас ты не можешь сдаться, Тао…»

Обхватив обеими руками запястье Торна, Тадао слегка оттянул его руку от своей шеи и что есть мочи впился зубами в предплечье врага.

Взвыв от боли, громила попытался встать. Опираясь на одну руку, он поднялся на колени, потянув за собой монаха.

Воспользовавшись моментом, тот вскочил на ноги, опередив грузного противника, и тут же вонзил своё колено точно в его лоб.

Вормоловец, взмахнув огромными ручищами, стал заваливаться назад, пока меч, торчащий из его спины, не упёрся рукоятью в палубу, удерживая тело громилы от падения на мокрые доски.

Только сейчас монах заметил торчащую из решётки трюма руку пленника. В ладони был зажат метательный нож, видимо, провалившийся в отверстие клетки после того, как отлетел от кирасы Торна.

— Спасибо! — Тадао улыбнулся и, схватив любезно протянутое ему оружие, тут же вонзил его в глаз стоящего на коленях с прогнутой назад спиной, подпёртой мечом, вормоловца.

— Бырды ус! Хын дыш, хын дыш! — взревел Торн.

Даже проткнутый насквозь и с пробитым глазом, он был слишком зол, чтобы умереть вот так сразу.

Монах присел на корточки рядом:

— Так ты поступал с каждым убитым. У каждой живой души была история, которую ты оборвал. Ради чего? — победитель пристально, с леденящим хладнокровием, смотрел на предсмертные судороги поверженного.

Торн поднял на монаха указательный палец и, сплюнув кровью, прохрипел:

— Твой император начал войну… Он послал летающего змея на нашу страну… Мы ответили… И теперь, остановим вас.

— Что? О чём ты говоришь?

Голос Торна стал угасать:

— Вы хотели… больше власти, а теперь… притворяетесь беспомощными… жалкими… — лицо военачальника исказила кривая улыбка.

Он поднял помутневший взгляд единственного оставшегося глаза в небо, затянутое кровавыми тучами, и, последний раз выдохнул.

— Стой! Что это значит?

Их корабль уже довольно далеко отплыл от порта, пожираемого огнём, продолжая дрейфовать дальше в море. Ненадолго умиротворяющая морская качка отвлекла Тадао от окружающей действительности, погружая в раздумья о смысле предсмертных слов заклятого врага.

Но крупные капли начинающегося дождя вскоре вернули монаха обратно в реальность. Он вспомнил, что не один на судне. Снизу-вверх, сквозь решётку, на него пристально смотрели глаза.

В трюме, куда спустился Тадао, хранились такелажные принадлежности, пара мешков с рисом, небольшие запасы сушёной провизии, а также закрытая клетка, сломать замок которой не составило особого труда.

Заросший вормоловец благодарно кивнул и, поднявшись на палубу, начал внимательно осматривать труп. Убедившись, что Торн точно мёртв, он перевёл взгляд на молча наблюдающего за ним монаха.

— Кто ты? — спросил Тадао.

Бывший пленник открыл рот, демонстрируя то, что осталось от отрезанного языка, а после ткнул пальцем в сторону тела.

— Ты понимаешь меня? — немой утвердительно кивнул.

— Умеешь управлять кораблём? — снова утвердительный кивок. — Славно… Надеюсь, ты сможешь доставить нас в столицу Йоки.

Во взгляде вормоловца промелькнуло неподдельное удивление.

— Кажется, у меня есть вопросы к нашему правителю.

АКТ 3. Глава 14

АКТ III

По бескрайним морским просторам, где не было и намёка на сушу, лишь одинокий парусник блуждал, плавно покачиваясь на лёгких волнах. Дни и недели сменяли друг друга, а время будто замерло, окутывая всё вокруг своим спокойствием.

Поначалу пассажиры, оказавшиеся волею судьбы на борту шхуны, между собой особо не общались. Один из них был лишён дара речи, у второго после всего пережитого не возникало желания что-то о себе рассказывать. Однако изредка монах задавал вопросы, пытаясь хоть что-то узнать о своём спутнике. Вормоловец, неплохо знавший йокотэрский, как мог, пытался ответить на них жестами. Так, например, Тадао узнал за что Молчание (так он назвал временного товарища) заточили в клетке.

Он убил матроса, который издевался над пленной женщиной. Этот морщинистый, с сединой в каштановых волосах и с зелёными глазами мужчина, служил помощником капитана и имел власть наказывать любого из команды.

Вот только лишать жизни вормоловца закон наделял правом исключительно главнокомандующего. Но взбешённый поведением изверга Молчание устроил самосуд.

Когда корабль вернулся на сушу и Торн узнал о случившемся, он решил преподать урок помощнику капитана. Больше всего главнокомандующий негодовал не из-за того, что его подчинённый нарушил закон, а из-за того, что тот от убил своего соплеменника, заступившись за йокотэрку.

Он объявил Молчание предателем, приказал отрезать ему язык, а после сослать на родину и продать в рабство.

Поначалу монах с большим трудом понимал жесты, которыми пытался отвечать на его вопросы немой. Но Тадао запасся терпением, да и времени было достаточно.

В ответ же Молчание получил честный рассказ о странствиях монаха, который в процессе общения снова становился более открытым. Таким, каким был когда-то очень давно.

Он менялся, но не мог понять, в какую сторону. Менялась и его внешность. Незаметно, но волосы практически полностью побелели. Также беспокоила ноющая боль по всему телу, особенно в тех местах, где проходили шрамы как от старых, так и от более свежих ран.

Каждую ночь Молчание сверял путь по звёздам и отмечал его на карте, обнаруженной в капитанской каюте. Со стороны казалось, что он отлично в этом разбирается.

Тадао не оставался в стороне. Он, по команде своего «шкипера», натягивал и ослаблял канаты, удерживающие паруса,