Наталья Игнатова - Змееборец Страница 33

Дела у десятиградцев были плохи. Из полутора десятков человек, выжило девять, среди которых было двое тяжелораненых. Остальные тоже не могли похвастать тем, что уцелели в бою. А за две недели, прошедшие после встречи с Чешуйчатым и его свитой, маленький отряд потрепала еще и разнообразная нечисть, преследующая людей с волчьим упорством. К тому же, их водили, не позволяя выйти к людям, сбивали с пути, отрезали возможности спастись. К этому и Блазня приложила свою когтистую лапку. Ведь брошенная деревня – крыша над головой, теплые дома, горячая еда, возможность отдохнуть – была рядом, в паре часов пешего пути. И оттуда, от деревни, вел к Забудове приметный путь, на котором, конечно, тоже можно заплутать, если духи водят, но никаким духам не одолеть надолго силу проложенной людьми дороги.

Да. Деревня была рядом. Но, судя по рассказам, десятиградцы уже трижды прошли мимо.

Ладно, по крайней мере, здесь Эльрик мог им помочь.

Они называли Чешуйчатого – Серпенте. Змей. А венеды звали его Червем. Походил же он, судя по описаниям, не на червя, и не на змея, сиречь, дракона, а на змею. Обычную змею, только такую громадную, что непонятно было, как его земля носит.

Эльрик подумал, что, будучи в своем уме, он ни за что не пошел бы воевать такую дрянь: с демонами, вообще лучше не связываться. Князь Забудовы, однако, думал иначе, это его и погубило, а с ним и всех, кто присоединился к княжеской дружине. В том числе, многих приехавших в город купцов, которые во главе своих людей вступили в ополчение, и пошли в поход на Червя. Какие времена, такие и купцы. Торговать они умели лучше, чем сражаться, но при необходимости без колебаний брались за оружие.

А сейчас Доран Хабил, наследник Ильса Хабила, мастера Гемфри и Шестого Дома Десятиградья, умирал от ран и душевного истощения – духи-людоеды вытянули из него все силы. Спасти Хабила было нельзя, но продлить его жизнь… замедлить умирание, так будет вернее, было еще возможно. А остальные, включая второго тяжелораненого, не были безнадежны. И, конечно, тут даже думать было не о чем. Разве что о том, чем же отплатить Блазне. Так что Эльрик предложил нынешнему командиру отряда прямо сейчас сниматься с места и идти в деревню, и чуть на изнанку не вывернулся, убеждая в том, что это не опасно, уже не опасно.

Он ни на миг не заподозрил, что сделал первый шаг на долгом пути от Эдрека Айбаля к Эрику Бийлу, Эрику Серпенте, мастеру Квириллы и Первого Дома Десятиградья.

Эриком Бийлом он стал почти сразу: манера искажать любое имя, любое слово, которое кажется непривычным, была присуща десятиградцам в той же степени, что и всем другим людям.

За искажение имени полагалось суровое наказание, но Эльрик пренебрег традицией.

В своем отношении к отряду Дома Хабил он определился сразу: они ничего не должны ему, он ничего не должен им, они не несут друг за друга ответственности, но пока есть необходимость и возможность, оказывают друг другу помощь. Вот он и оказывал. Настолько, насколько было необходимо и возможно.

С Блазней было сложнее, но в то же время гораздо понятнее. Отношения, взаимно обязывающие стороны к уступкам и оказанию услуг, всегда понятней, чем добровольная, непонятно на чем основывающаяся взаимовыручка. Блазня была перед ним в долгу за то, что он не убил ее. Сам Эльрик был в долгу перед Блазней за то, что она продолжала поддерживать его личину. С последним, правда, он начал разбираться сразу, как только устроились на новом месте. Ясно было, что в деревне придется задержаться, поскольку Хабил не перенес бы путешествия до Забудовы, поэтому устраивались со всем возможным в этих условиях комфортом.

А Эльрик, да-да, вспоминал советы стилистов из читаных в детстве дамских журналов, и на этой нелепой основе пытался самостоятельно сваять себе личину. Благо, первым, что он вспомнил, было создание зеркальной пленки, и теперь он мог использовать в качестве образца отражение эзисца Айбаля.

Угнетало отсутствие зубной щетки и бритвы. Впрочем, первую проблему Эльрик решил, добыв лесную свинью с отличной, хоть и излишне жесткой щетиной. Вторая же… ну, что делать, приходилось терпеть. В конце концов, у шефанго принято было отпускать бороду в походах, почему не счесть нынешнюю ситуацию таким вот странным походом? Смуглолицый Айбаль этих сложностей не испытывал: у него борода не росла, поскольку Эльрик отдавал себе отчет в том, что ему не по силам ежедневно корректировать личину.

Что делать дальше – не с личиной, а вообще – он тоже примерно представлял. Не знал только, стоит ли ему отложить реализацию своих планов до того дня, когда Хабил умрет, а Бюзинг, второй раненый, поправится настолько, чтобы добраться до города, или оставить людей под защитой Блазни, а самому… хм, да, идти искать Червя.

Собственно, о поисках речи не шло, лишь о том, чтобы достаточное время двигаться в указанном Блазней направлении, к той самой вершине, носившей имя Голый Камень. И если переживешь поход и отобьешься от нечисти, и не сгинешь под лавиной, то не сам Червь, так кто-нибудь из его прихвостней тебя непременно отыщет. А там уж – как повезет. У Червя, зачем бы он ни явился сюда, была возможность ходить между мирами. Неважно, насколько грубо он это делал, и какими это было чревато разрушениями, Эльрик все равно намеревался воспользоваться этой возможностью. Ему нечего было делать здесь, и в этом мире у него не осталось никого, о ком стоило бы побеспокоиться, так с какой стати ему было переживать о том, насколько громким и разрушительным будет его уход?

Он и не переживал.

Гораздо больше его мысли занимало то, что он может предложить Червю со своей стороны. Сделки с демонами – занятие опасное, без должной подготовки нечего и думать не то, что выгадать на них, а хотя бы не потерять слишком много. А у Эльрика, к тому же, не было ничего, что могло бы заинтересовать создание вроде Червя. Если только тому не нужны наемники.

До Острова, такая мысль показалась бы де Фоксу страшной глупостью. Теперь он смотрел на демонов и их потребности другими глазами. Бывает и так, что демоны нуждаются в услугах смертных, так что свой меч и свое мастерство не стоит просто сбрасывать со счетов.

Насчет же самой Блазни он думал, когда не работал над личиной. И пришел к выводу, что, коль скоро, на родине ей хватало песен и обрядов, стало быть, кормится она, скорее как дух, нежели, как тварь, несмотря на то, что предпочитает пребывать в тварной, телесной форме. Собственно, о том, что Блазня – дух он знал с самого начала, но ее стремление пожирать человеческую плоть сбивало с толку. Пришлось как следует поразмыслить, чтобы додуматься до идеи, лежащей, чуть не перед носом: Блазне должно быть достаточно малого количества крови и добровольного желания людей этой кровью поделиться.

Весной или летом ей, пожалуй, даже здесь хватило бы обрядовых песен, причем, совсем не обязательно тех же самых, какие она привыкла слушать дома. Но зима – особое время. Мертвое время.

Так что, кровь в обмен на защиту – это честный договор. Потому что Блазня была в состоянии защитить десятиградцев. Эта девчонка умудрилась гонять со своих угодий – роскошных угодий, с деревней, с людьми, с пищей – всех, кто претендовал на ее территорию, как до разгрома князя, так и после, когда жизнь отступившейся нечисти сильно осложнилась. И сейчас ей нужно было просто продолжать это делать. Только охотиться уже не было необходимости. Люди – вот они, рядом.

Донести эту простую мысль до самих людей оказалось сложнее. Первой реакцией Хаэрмана Вондела, нынешнего командира отряда, был категорический отказ отдавать свою кровь кому-то, или чему-то, непонятному и жуткому. Это неестественно, отвратительно, и противно Творцу.

По мнению Эльрика, неестественно и отвратительно было бы предпочесть смерть возможности спасения. А еще, по его мнению, было бы не слишком красиво, пожать плечами, сказать: «поступайте, как знаете», и предоставить людей участи, которую они сами выбрали. Поэтому он не отступился. Просто стал искать более подходящие слова.

С людьми здесь, вообще, было сложно. Эльрик уже понял, что в их представлении нелюди, если и обитали в мире, то где-то в таких далеких краях, куда не забирались даже десятиградские и готские корабли. На другой стороне земли, например. Или в подземных полостях. Или… нигде. Тот же Вондел считал себя человеком образованным, и до недавних событий прекрасно понимал, что никаких нелюдей, чудовищ, нечисти и магов просто не существует. Есть лишь человеческая фантазия, человеческая глупость и человеческие суеверия.

Кое в чем Эльрик готов был с ним согласиться. Нелюдей в мире действительно не существовало. Возможно, до этой зимы, в мире не было и нечисти. Однако времена изменились, и Вондел вынужден был принять перемены. Точно так же ему пришлось принять тот факт, что приблудный эзисец знает о глупых сказках и нелепых мифах гораздо больше, чем венедские язычники, даже жрецы. По крайней мере, этот эзисец нашел способ договориться хотя бы с одной нечистой тварью. И, до тех пор, пока они вынуждены были оставаться в этой деревне, наверное, следовало принять диктуемые обстоятельствами условия жизни. Условия выживания.