Четвертое уравнение - Александр Леонидович Пономарёв Страница 32

– О, да ты уснул. Умаялся за день, бедолага, – пробормотал Владимир Александрович. В его глазах плясали искорки отцовской любви. Он протянул руку и осторожно потряс Андрея за плечо: – Сынок, проснись.

Андрей встрепенулся. Несколько секунд он смотрел на отчима ничего не понимающим взглядом, а потом, тяжело опираясь руками о столешницу, поднялся с табуретки и невнятно проговорил:

– Поздно уже, домой пора.

Его повело в сторону. Он упал бы, не будь рядом Владимира Александровича. Тот перегнулся через стол, схватил Андрея за руку и рывком усадил на место.

– Куда ты собрался на ночь глядя?! Я не отпущу тебя в таком состоянии. Подожди здесь, я скоро.

Владимир Александрович отсутствовал меньше пяти минут. Когда он вернулся, Андрей похрапывал, положив голову на согнутую в локте правую руку. Он снова разбудил его, помог встать из-за стола и, поддерживая за пояс, отвел в комнату. Посадил на расправленную постель, раздел и уложил спать.

Андрей уснул раньше, чем голова коснулась подушки, зато Владимиру Александровичу было не до сна. Он вышел из комнаты и долго прибирался на кухне, по нескольку раз перемывая тарелку, бокалы и чашки. Наконец, он постелил себе на диване в гостиной (со дня смерти жены Воронцов не мог заставить себя войти в спальню) и полночи ворочался с боку на бок.

Владимир Александрович опасался, что признание оттолкнет от него Андрея, но и не сдержать обещание он не мог. Мысль несколько переиначить правду была заманчива, и все же он устоял перед соблазном хотя бы чуть-чуть обелить себя. Нет смысла юлить и оттягивать неизбежное, если Андрей все равно докопается до истины во время нового визита в прошлое.

– Утром расскажу все без утайки, а там будь что будет, – решил Владимир Александрович, сомкнул веки и со спокойной душой провалился в сон.

Глава 8. Тайн больше нет?

Керамический горшок с торчащим из сухой земли уродливым кактусом не давал старой оконной раме полностью распахнуться. Сквозь наполовину открытое окно в комнату врывался веселый птичий гомон и легкий ветерок. Звякая кольцами о карниз и гордо надуваясь, как парус, белая занавеска рассказывала ветерку о своих снах, а тот шуршал ей в ответ заманчивые истории о полных романтики приключениях в далеких краях.

Андрея как будто ткнули шилом в бок. Он открыл глаза, посмотрел в потолок и нырнул под одеяло. После вчерашнего его мутило, мучила жажда и кружилась голова.

С минуту он лежал в пахнущей коньячным перегаром и кондиционером для белья темноте, пока не стало трудно дышать из-за недостатка кислорода. Тогда он приподнял край одеяла, жадно втянул в себя свежий, прохладный воздух и приоткрыл один глаз. Он не сразу понял, где находится. В его съемной квартире не было узорчатой полистирольной плитки на потолке и обоев с парящими в облаках бело-желто-красно-голубыми домами. Немного погодя он вспомнил события вчерашнего вечера, рывком скинул с себя одеяло и свесил ноги с кровати.

В узкую щель приоткрытой двери тянуло вкусными запахами с кухни. Андрей шумно втянул воздух носом. Пахло кофе, ржаными гренками и жареными яйцами.

За дверью послышались осторожные шаги, потом раздался тихий стук, и в комнату просунулась голова Владимира Александровича.

– Проснулся? Вставай, умывайся и пойдем завтракать. Дел у нас сегодня невпроворот.

– Скоро буду, – пообещал Андрей и широко, с хрустом в челюстных суставах зевнул. Он подождал, когда отчим скроется за дверью, встал с кровати, сделал несколько физических упражнений и только после этого натянул на себя одежду.

Андрей появился на кухне с прилипшими ко лбу мокрыми волосами и сверкающими на висках капельками воды. Пока он удобно устраивался за столом, Владимир Александрович снял с плиты скворчащую маслом сковороду. Старательно скребя по ней металлической лопаткой, выложил на тарелку яичницу с кусочками поджаренной до аппетитной корочки колбасы. Достал из настенного шкафа кружку, до краев наполнил ее горячим кофе и поставил на стол перед Андреем.

– Приятного аппетита!

Неторопливо ковыряясь вилкой в тарелке, Андрей медленно поедал яичницу. Он явно чего-то ждал. Владимир Александрович понял, чего он ждет, и начал, а точнее, продолжил важный для обоих разговор:

– Вчера мы так и не договорили. Я готов рассказать правду, если ты действительно хочешь ее услышать.

Воронцов умолк, ожидая ответа, но Андрей хранил молчание и лишь слегка подался головой вперед. Владимир Александрович так и не понял, кивнул его приемный сын или чуть склонился над тарелкой, чтобы удобнее было завтракать.

– Это произошло десятого июня две тысячи шестого. На этот день твой отец назначил эксперимент, от которого зависело будущее его научной карьеры. Из-за ревности я потерял рассудок и был готов на что угодно, лишь бы навредить ему. Я тайком пробрался в его лабораторию и поменял настройки экспериментальной установки. Совсем чуть-чуть, самую малость, чтобы он ничего не заметил. По моим расчетам, даже столь незначительных изменений с лихвой хватило бы для искажения итоговых результатов. Этим экспериментом твой отец все поставил на кон. В случае провала его грозились перевести в один из заштатных институтов российской глубинки, чего я и добивался. Хотел устранить соперника, чтобы никто не мешал мне завоевать сердце твоей мамы.

Андрей по-прежнему молчал. Он перестал есть, сильно сжал вилку в кулаке и так крепко стиснул зубы, что на скулах под кожей проступили твердые, как камень, желваки.

Владимир Александрович не видел его реакции. Он смотрел в стол перед собой и, нервно тиская большой палец искусственной руки, продолжал изливать душу:

– Я покинул лабораторию и под выдуманным предлогом уехал в Киев. Хотел обеспечить себе алиби на случай служебных разбирательств. Поначалу все было нормально. Я радовался и злорадно потирал руки, но ближе к началу эксперимента меня начало лихорадить. Я стучал зубами, как от озноба, и чувствовал странную ломоту во всем теле. Наконец я понял: так мой организм реагирует на совершенную мною подлость, – и решил действовать. Вытащил из кармана телефон, нажал кнопку автонабора, но вместо характерного «Аллоу» твоего отца, услышал равнодушный голос автоинформатора. Только из вечернего выпуска новостей я узнал, что ровно в четырнадцать тридцать три по киевскому времени на ЧАЭС произошла вторая в истории станции ужасная катастрофа. И это случилось по моей вине…

В кухне наступила такая тишина, что было слышно, как у соседей сверху бежит из крана вода и кто-то громыхает в раковине посудой. Андрей разжал кулак (вилка звякнула о тарелку и упала на стол зубцами вверх), посмотрел на отчима. По морщинистому лицу Владимира Александровича катились