Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов Страница 32

Парой лет назад все пережили очередной бум американских гамбургеров, и, наконец, все рестораторы снова вернулись к пиццериям, достав из-под полы рецепты бабушкиных блюд и повыписав из-за Порубежья парней с итальянскими фамилиями и татарскими отчествами.

К этому времени папаша как раз поменял профессию с экспедитора на контрабандиста и взял меня юнгой на «Молотов». А я из недоделанного контрабандиста вырос в недоделанного шпиона. Сначала предполагалось, что мне для этого сделают поддельные документы. Но в последний момент перед рейсом наш Куратор из Партии сказал, что их сделать не успеют, и пришлось поступать самостоятельно. И под настоящим именем.

Достаточно редким и весьма говорящим именем. Что и говорить, отношения в группе у меня откровенно не ладились.

С одной девушкой, всё же, удалось наладить контакт. Её звали Дина, она жила в этом купольнике с рождения. Происходила из семьи не сильно богатой, но аристократичной. Мы были знакомы меньше месяца, и всё как-то стихийно закрутилось. Дина списывала у меня задания по точным наукам и помогала по гуманитарным. Потом я провожал её маглев-станции и после грустно шёл в свою общагу.

И вот я, безусый хлопец, только-только заканчивающий первую сессию заочного факультета Иерусалимской Высшей Академии, первый раз в жизни повёл девушку на свидание. И не куда-нибудь, а в настоящий, модный итальянский ресторан с непременно-крутящейся пиццей на голографической вывеске.

Точнее, это мне так казалось, что я веду её на свидание. Как я позже понял, для неё это было просто обычным походом на перекус, удачно уместившийся в окне между предпоследним экзаменом и практикой по слиянию космических коней. К тому же, наверняка она догадалась, как к этому отношусь я и, и предполагала, что я смогу заплатить.

* * *

Итак, пока мы шли к столику, я откровенно пялился на фигуру Дины сзади и успокаивал себя тем, что среди пятнадцати миллионов обитателей купола я, возможно, не такая уж плохая пассия, и что у меня могут быть хоть какие-то шансы. Не то, что на крупной терраформированной планете.

— Так ты тоже любишь итальянскую кухню? — переспросила Дина, усевшись напротив меня и почти не глядя потыкав пальцем по пиццам в вылезшем из стола меню.

(Если вы не поняли, это была моя роковая ошибка — не стоит на первом свидании садиться напротив девушки, всегда следует садиться сбоку, либо, если того позволяет расположение столика — рядом.)

— А?… Да, обожаю, да, — соврал я.

— Часто сюда ходишь?

— Нет, ни разу не был.

— Погоди… Но это единственный итальянский ресторан в ученическом городке, ты где был, «У Батюшки Марио»? Или в «Пицца-Дрицца»?

— Не-не, я был… какая же это была планета… Кажется, Тюмень, орбитальная около планеты, или, может, Орск, там купол. Ещё очень давно, в детстве, на планете, папа возил в зону национальных автономий, у нас там такой большой континент, сто миллионов человек живёт со всего Сектора. И кафешки разные…

Я знал, что это подействует. В её глазах зажглась искра интереса — такая, видимо, случается у девушки из купольной деревни, внезапно разглядевшем в невзрачном однокуре вероятного принца на белом коне.

— Ты… был так далеко⁈ На границе с Бессарабией? Это ж… почти полгода отсюда ехать!

— Ну, если по прямой, по бездорожью, то можно и за месяца два. Мой папа — пилот… эм, грузовика, и он брал меня в рейсы.

— Я забыла, ты говорил, что откуда-то с юга? Из Союза?

— Челябинск. Республика Свободный Независимый Челябинск.

Она немного насторожилась.

— Ого… Коммунисты! Ты коммунист?

— Ди… диссидент, — снова соврал я. — Моя мама рассталась с отцом и живёт, то есть мы живём теперь на Таймыре.

Моя мама действительно рассталась с отцом, но жила не на соседнем Таймыре, а где-то в приграничном кластере Суздальской Империи, в девяти месяцах лёту. Я постарался перевести тему, чтобы не расколоться на незнании Таймыра, на котором я был всего один раз, и то — проездом.

— … Но папаша периодически возит меня в рейсы, он сейчас получил патент на торговлю с третьими странами, — это было весьма близко к истине.

— Так интересно! Почему ты раньше не рассказывал? Где ты ещё был? Я каталась всего два раза… на курорты. В Иерусалим и на Ладогу, это Суздальская Империя. Так долго добирались, целых две недели! Ты был в Империи?

— Раз пять, папаша очень их не очень любит.

Я начал перечислять планеты, на которых — а, вернее, на орбите которых я был. Признаться, кое-где я привирал. Потому как случаев, когда я спускался на поверхность с орбиталок, к пыльным докам которых был пришвартован наш гипотраулер, было раз в пять меньше, чем случаев, когда я оставался сторожить транспорт и так и не вылезал не то что со станции — из кресла у туннелизатора.

Принесли пиццу, и Дина начала аппетитно вгрызаться в сочные горячие корочки, угумкая и пялясь на меня. Я осмелел. Конечно, не все истории можно было рассказывать, и я, как порядочный комсомолец, выполнял завет товарища Председателя «Не болтать!» Но всё же, упомянув планету Златоуст — полуобитаемую «кочевую» соседку Челябинска, я рискнул рассказать байку о своём двоюродном дедушке.

Святой партбилет, какая же глупость! Нет ничего более скучного, чем на первом свидании пытаться раскрыть свою обширную генеалогию.

* * *

— Моего двоюродного прадедушку назвали Влипп-Четыре-Восклицательный. Тогда ещё Челябинская республика была молодая, не приняла Московский Протокол и являлась, по сути…

— Пиратской, — подсказала Дина. — Террористическим коммунистическим государством. Там же конфедерация распалась, и… Погоди, как… как звали?

— Влипп-Четыре-Восклицательный, — я набрал на ученическом терминале «Влипп4!» и показал. — Такое имя. А мой прапрадед, Арчибальд Варламович, был граф и родился ещё во времена Конфедерации, получается, почти два с лишним века назад. И Влипп-Четыре-Восклицательный был его самым младшим сыном. А мой прадедушка — предпоследним. Арчибальд велел дать ему такое имя буквально на смертном одре. Дескать, иначе не получите наследство. А какое наследство? Тогда уже всё наследство национализировали…

— Арчибальд — какое красивое имя, — вставила Дина. — Я очень люблю красивые редкие имена.

Последняя фраза меня воодушевила. Для наглядности я даже открыл фото своего прапрадедушки — двухметровый, с бородой до пояса, весь в пирсинге, татуировках и со странным классово-осуждаемым гребнем из волос на голове. За головой