Око ужаса - Баррингтон Дж. Бейли Страница 28

Руголо улыбнулся про себя. То, что сказал Квайлер, было, безусловно, правдой в принципе, но не на практике. В Империуме был большой спрос на контрабандные товары чужих рас, особенно среди богатейших членов Администратума, жаждавших экзотики. А сколько заплатят Адептус Механикус за нечто, что может производить материю буквально из ничего? Ни Гундрам, ни Квайлер, похоже, не понимали, что означают драгоценные камни. Для них они были просто диковинками.

— Гундрам сегодня вернется?

— Гундрам непостоянен. Он часто меняет свое мнение, да и сам меняется. Однажды он войдет в Око навсегда, и не вернётся, как и все.

На стол упала тень. Человек с лицом, оплавленным наполовину, стоял над ними, конец бурнус болтался на одном плече. Он ткнул пальцем в Руголо.

— Ты хочешь войти в Око! Я вижу это в твоей голове. Ты идиот!

Он двинулся дальше, прежде чем Руголо успел ответить. Квайлер налил себе еще глотку ликера, кисло улыбнувшись.

— Еще один недовольный бывший партнер Гундрама, — сказал он. — Но он даёт тебе хороший совет. Забудь о делах с Гундрамом. Тебе не нужны эти драгоценные камни снов. И уж точно забудь про Око. Смерть — это благословение по сравнению с тем, что может там с вами случиться.

Он отсалютовал поднятым кубком.

— Хотя, что толку с тобой разговаривать? Ты мне не веришь. Я вижу нетерпение в твоих глазах, как и во многих других до тебя. Слишком много раз. Лично меня тошнит от всего этого «бизнеса».

— Тогда почему ты все еще в нём? — спросил его Руголо.

— Сначала это было ради приключений и легкого способа заработать на жизнь. Но теперь… — Он снова отхлебнул ликер и, казалось, ушёл в другой мир.

«Он же просто наркоман…» — подумал Руголо.

Слишком много людей говорили ему не приближаться к Оку, но Руголо спокойно относился к таким предупреждениям. Здесь никто не действовал из альтруистических побуждений. Если они пытались его отпугнуть, это значило, что Око было хорошим местом для торговли. Значит, с ним было легче иметь дело, чем утверждалось.

— Когда Гундрам вернется, скажи ему, что я хочу с ним поговорить, — сказал он.

Квайлер начал что-то бормотать.

— Нет, нет, ты не хочешь видеть Гундрама. Гундрам плохой. Он обернувшийся. Как и Эгелика. Она тебя заинтересовала? Будь осторожен. Это нормально для нее и ее брата, они умеют договариваться. Остальные кончают как Фоафоа. Вернись туда, где безопасно! Космодесантники. Император. Инквизиция.

Ликер явно заставил его мозг съехать с катушек. Руголо ушёл, оставил Квайлера сидеть дальше, пытаясь отхлебнуть из пронесённой в бар бутылки под подозрительным взглядом бармена.

В ту ночь Руголо снова положил камень снов под подушку. Он не совсем шутил, когда говорил о желании иметь рабыню. Теперь, когда он знал, что это возможно, он заставил себя мечтать об одной из них, засыпая.

Как и прежде, его сны были необычайно яркими. И сначала он действительно вообразил себя в гареме, где почти голые женщины танцевали и качались под мелодичную музыку. На короткое время он вспомнил, что это был всего лишь сон, и сказал себе, что одна из женщин будет его, когда он проснется. Но потом все они померкли.

Теперь он оказался на базаре, который посетил много лет назад. Это было на очень жаркой планете, где жизнь была возможна только под куполами и тоннелями с кондиционированием воздуха. Охлажденные воздушные потоки заставляли рябить полотна входных проёмов. Время от времени, когда открывалась одна из внешних дверей, через базар проносился обжигающий поток горячего воздуха, в результате чего охлаждающие устройства жалобно выли от перегрузок.

И снова мечта Руголо была исполнением неудавшегося желания. Совершенно случайно он наткнулся на памятный портрет в виде большой эмалированной броши в дамасцированной раме. Портреты были редкостью, сделаны каким-то способом, утраченным впоследствии, мало кто даже знал об их существовании. В данном случае это был портрет какой-то знатной женщины, хотя она, должно быть, жила много веков назад, насколько стара была брошь. Изображённая женщина была в самом расцвете лет, ее овальное лицо окружали темные кудри, большие карие глаза задушевно смотрели вдаль, полную грудь чувственно обтягивал прозрачный шёлк персикового цвета. Когда Руголо посмотрел на портрет, в его голову словно хлынули ее воспоминания. Он увидел жизнь знати, их великие дома, их власть, их богатство, их элегантную общественную жизнь. Он чувствовал, что знает ее друзей. Казалось, он помнил ее воспитание, детство, ее родителей, бабушек и дедушек. А что насчет настоящего? Кого она любила сейчас? Художник-портретист, конечно, не мог этого раскрыть. Тем не менее, в её портрете были намеки, закрытые двери, которые, казалось, говорили больше, чем они должны были скрыть.

К сожалению, продавец в ларьке знал цену броши. Попытка Руголо купить его как дешевую безделушку встретила лишь терпеливую улыбку.

Руголо предлагал всё больше и больше, пока не назвал цену куда большую, чем он действительно мог дать, но всё равно этого было недостаточно. Руголо был вынужден сдаться и уйти в ярости, раздумывая, решится ли он вернуться позже, чтобы просто украсть брошь. Тогда он этого не сделал, потому что узнал, что наказание для вора в том суровом мире было слишком ужасным, чтобы думать о кражах.

Теперь, много лет спустя, у него появился второй шанс. И снова владелец ларька требовал цену, которую Руголо не мог заплатить, ту же цену, которую он ожидал услышать. Поэтому он поднял портрет в руке и горячо подумал: «Вот чего я хочу!»

— Мейнард!