Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин Страница 27

— Должен, однако, заметить, — продолжил доктор, — что тот, кто инкантировал книгу, был намного слабее того, кто инкантировал взвар. Вам, господин губной пристав, будет легче найти этого второго, а он, будучи пойманным, не замедлит выдать своего сообщника.

— Спасибо, Рудольф Карлович, — Шаболдин несколько повеселел.

— Ищи, Борис Григорьевич, ищи вора. Тьфу ты, воров теперь уже, — прочувствованно сказал отец. — А ты, Алексей, пока не отвлекайся от выпускных испытаний. Левенгаупта этого я сам почитаю, поищу, что там такого, от чего тебя отлучить хотели.

На том и закончили. Интересно, почему и отец пытается отвадить меня от Левенгаупта, пусть и не так радикально, как неведомый инкантатор? Действительно озабочен, с какими оценками я закончу гимназию, или тоже считает, что в книге я увижу что-то, что мне знать, по его мнению, пока не надо? В общем, рано или поздно разбираться с этим придется. Лучше бы, конечно, не рано и не поздно, а в самый, как говорится, раз, но это уж как получится. Во всяком случае, я решил пока что сосредоточиться на выпускных испытаниях, благо, как раз и время подоспело.

Сочинение мое, как я и надеялся, «выстрелило». Официально я получил за него оценку «отлично», неофициально же учитель словесности Кирилл Матвеевич подозвал меня после объявления оценок и выразил уверенность, что еще не раз услышит о моих достижениях на ниве философии, но при этом надеется, что к государственному управлению я никоим образом причастен не буду. Оно и понятно — раскрытие темы я сдобрил изрядной порцией прагматизма, приправил парой мыслей, несущих хороший такой заряд здорового цинизма, и украсил утверждением о том, что нравственное начало в международных отношениях должно иметь по возможности взаимный характер. Последнюю мысль я не стал развивать до обоснования зеркальных по содержанию мер в отношении противника, действующего безнравственно, но учителя же умные, они понимают. Вот и словесник понял. Но вообще, я это посчитал тревожным звоночком. Вряд ли здешние политики все поголовно прекраснодушные идиоты, но почему-то в гимназии насаждается именно такое вот прекраснодушие. Кому как, а по мне, ни к чему хорошему это не приведет. К реальной жизни надо готовить гимназистов, а не забивать им головы этакими мечтаниями…

Работу по математике я сдал с оценкой «очень хорошо». Обидно, мог же и на «отлично» решить, но в одном задании слегка ошибся.

С Законом Божиим получилось похуже — пришлось довольствоваться оценкой «хорошо», и ту, если честно, натянули. Ну что поделать, в прошлой жизни я вообще был от этого далек, и даже обстоятельства моего попадания в этот мир не сильно помогли. В любом случае, «хорошо» — это хорошо, уж прошу прощения за тавтологию.

Устное испытание по словесности, немецкий и даже латынь я влегкую сдал на «отлично». Это и понятно, с языками у меня всю мою прошлую жизнь легко было.

Изучать здешнюю историю и естественную историю с основами магии мне было настолько интересно, что и сдал их обе на «отлично». Все-таки, когда учишься с удовольствием, и результат соответствующий.

Географию и физику сдал без особых затруднений, только вот получил по обеим дисциплинам лишь «хорошо». А что вы хотите — физика тут совсем не та, что я когда-то учил, здесь она, по крайней мере, на уровне гимназии, идет как что-то среднее между собственно физикой, химией и магией, а география… География тут тоже своеобразная, изучается в комплексе собственно географических, политических и экономических характеристик каждой отдельно взятой области Земли.

Сдать логику получилось опять-таки на «хорошо». Наука для меня новая, но после математики и латыни пошла легко.

После экзаменов, тьфу ты, испытаний, меня вызвали к директору, и Антон Дмитриевич, поздравив меня с успешным завершением, напомнил мне, что испытание на одаренность, которое я проходил при окончании второго класса, наличие этой самой одаренности подтвердило, сообщил, что теперь мне предстоит нечто более серьезное — определение ее разряда, и назначил это испытание на завтра.

Явиться к испытанию надлежало натощак и спать перед ним не более шести часов. Некомфортно, да, но что поделать… Проводил испытание учитель естественной истории Станислав Кондратьевич Белецкий, при участии директора, гимназического инспектора (что-то вроде замдиректора по режиму в привычной мне терминологии) и законоучителя отца Евлогия. Мне дали шар примерно с мяч для большого тенниса размером, сделанный из какого-то камня — молочно-белого с еле заметными прожилками чуть более темного оттенка. Шар этот я должен был две минуты держать на весу согнутой в локте правой рукой, затем еще две минуты левой. Прямо в процессе шар менял окраску, становясь сначала чуть голубоватым, затем небесно-голубым, потом светло-синим, ярко-синим, а под конец приобрел густой синий цвет с темно-темно-синими, почти черными прожилками. Забрав артефакт, Станислав Кондратьевич велел мне покинуть кабинет и ждать вызова в коридоре.

Ждать пришлось минут пятнадцать, а дальше я нарвался на интересный сюрприз. Результат свой я получил в конверте, запечатанном аж целой сургучной печатью, и мне было настрого велено вскрыть его дома, в присутствии отца, никоим образом не пытаться делать это в гимназии, а после ознакомления с результатом не делиться им с остальными гимназистами до получения на руки аттестата об окончании гимназии. К чему такие строгости, я не понял, но раз так заведено, пришлось подчиниться.

— Что ж, Алексей, давай, хвались, — добродушно сказал отец, когда я вошел к нему с конвертом в руке.

Я сломал печать, взял с отцовского стола нож для бумаги и вскрыл конверт. Внутри лежал сложенный вдвое лист очень плотной, слегка желтоватой бумаги. Развернув его, сразу начал искать главное, не пытаясь читать текст сплошняком, пробираясь сквозь плетение канцелярских оборотов. Так…

— Четвертый разряд, — прочитал я вслух и на всякий случай протянул лист отцу.

— Что-о?! — боярин Левской даже привстал было, но тут же взял себя в руки. — Надо же, четвертый, — уже спокойно повторил он, глядя в бумагу. Что же, сын, поздравляю! Обычно одаренные заканчивают гимназию со вторым разрядом, редко с третьим… С немецким языком у тебя вроде все хорошо? — сменил он тему.

— Сдал на «отлично», — напомнил я.

— В Германию хочу тебя отправить, в университет учиться. В какой именно, уточню позже.

— В Германию?! — честно говоря, такого поворота я не ожидал. — Почему в Германию?

Отец, вздохнув, поудобнее устроился в кресле и объяснил:

— В наших лицеях хорошо развивают общую одаренность, не сосредотачиваясь на ее направлениях. Наши университеты дают отличные знания по мануалистике и инкантации. Но самое лучшее образование по артефакторике — в германских университетах.