Жестянка 2 - Вадим Владимирович Денисов Страница 22

С нашей стороны на крыше установлена длинная антенна радиостанции дальней связи, обеспечивающей связь магазинной резидентуры с диспетчерской посёлка. То есть, с легендарным радистом Некрасовым. Это, конечно, большой шаг в развитии системы коммуникации общин. Удобно всем, в том числе и администрации города, когда есть необходимость срочно передать информацию в Пятисотку без отправки нарочного.

Я недолго постоял на крыльце, внимательно изучая плотно набитую текстом табличку, на которой имелась вся нужная информация, начиная от «Объект автономного промышленно-жилого образования «Пятисотка», и усмехнулся. Надо же, у нас, оказывается, «образование», чуть ли не опухоль. Нет, канцелярское дуболомство неискоренимо.

С усилием толкнул тяжёлую старинную дверь. Услышав звук бронзового колокольчика, молодой человек, сидевший за чтением свежего номера газеты, быстро вскочил и негромко кашлянул в кулак, отложив раскрытую газету на механический советский арифмометр «Феликс». У нас в бухгалтерии тоже пара таких «компьютеров» стоит. И ещё один на станции, там учёт сложный.

— Чем могу?

— Директор на месте? — строго спросил я.

— Пока на месте. Э-э… Сейчас позову, — сообразил он и потянул вниз свисающий с потолка сигнальный шнур. — Вы, если не ошибаюсь, товарищ Рубин?

Я кивнул. Хлопец из местных. Выше среднего роста, длинноногий, сухощавый, со светлыми волосами, собранными плетёным кожаным ремешком в хвост. Годится. Такого при надобности можно без всяких там радиоволн и марафонцем погнать с депешей. Взгляд мазнул по жирному газетному заголовку на первой странице. «Опять шок? В Переделкино пропадает молодежь!». И шрифтом поменьше снизу — «Беззаботность или злой умысел?». Хм-м… А ведь я «Уездные вести» так и не почитал. Зачем покупал, спрашивается? Чтобы её свёрнутой в трубочку носить, как шпион по дороге на явку?

Директор магазина спустился быстро. Колоритный мужчина — так про него говорят городские красавицы на выданье. Для немногих посвященных он Виктор Афендиков, все остальные зовут его просто Греком. Такой же позывной. Он и есть этнический грек, приазовский, а точнее, мариупольский.

Рассказывал, что именно греки, перебравшись из Крыма, первыми начали осваивать Приазовье, а затем расселились по всей территории Донецкой и Луганской областей. Формальной причиной переселения стало желание сохранить христианскую идентичность и избавиться от гнета крымского хана, в действительности же огромную роль сыграл экономический фактор.

На территории Мариупольского греческого округа поселились две группы греков — греки-румеи и греки-урумы. Корни слова «Рум» очевидны — Рим, Византия. И те и другие исповедуют православие, однако греки-румеи говорят на диалекте новогреческого языка, а урумы — на тюркском урумском языке, уходящем корнями в половецкие наречия. Я не интересовался, какой язык родной для него, но говорит наш Грек по-русски.

И выглядит он как грек, в моём представлении. Жёсткость тёмных волос ёжиком смягчают залысины и благородная седина. Нос у него какой-то не особо греческий, а вот глаза с хитрецой, уставшие, внимательные — явно греческие. Афендиков невысок, животик в пределах эстетической нормы, но некая покатость присутствует. Грек очень быстро, даже резко двигается, имеет острый ум и большой коммерческий опыт.

— Какие люди! Слава богу, а то я вас вчера ждал, — Виктор по-свойски протянул открытую ладонь.

— Не успевали машину доделать, — широко улыбнулся я. Общаться с Греком легко и приятно.

— Много красавиц привёз?

— Тринадцать.

— Ого, целый гарем! Поместятся у Назаровой?

— Должны, мы заранее это оговаривали.

— Ну и хорошо, — удовлетворенно заключил Виктор, словно это была его проблема. — Так, давай-ка прямо с дороги, да ближе к столу, чтобы не ждать вечера. Закусим, поговорим о делах наших грешных... Олег, без меня обойдёшься?

Что на это может ответить не приглашённый на праздник жизни подчинённый? Олег и до этого вполне без начальства обходился, но сейчас не выдержал, сделал кислое лицо.

— Подожди, Грек, не гони так. Мне ещё нужно кое-куда зарулить по делам. Я хотел у тебя остановиться, чтобы в тишине и без хохота, приютишь?

— Какой вопрос! — делано возмутился он.

— Тогда успеем наговориться. Осмотреться надо.

— Решено. Денис, ты, помню, упоминал, что в преферанс играешь? — неожиданно поинтересовался директор.

— В «сочинку», ага! — с искренним интересом подтвердил я. В гарнизоне, похоже, в преф умеет играть только Казанников, но к нему не подкатишь, не решусь.

— Ну, наконец-то! — вскричал он, обегая стол и хватая меня за плечи. — Не с кем было, понимаешь, молодёжь только в смартфонах играть может! Ладно, осматривайся.

Осмотреться здесь можно на загляденье. Старенький, поскрипывающий, но натертый мастикой до блеска паркет заставлял вошедшего задуматься о чистоте своей обуви. Красивая лепнина на потолке. Электрическая люстра, четыре керосиновых фонаря, плотные шторы на двух окнах, минимум мебели.

Половина одной стены занята «полигонными товарами» — предметами грабежа баррелей, в основном людских. Цветной шёлк парашютов, кроме красного, ведь мелкие грузовые бочки и вблизи Передела приземляются. Кожаные и прочные тканные ремни и ремешки, пряжки и застёжки, титановые кольца, скобы и карабины, куски ложементов, прочие элементы внутренней оснастки капсулы, прямоугольники, вырезанные из комбезов. Но не комбезы целиком, их не купят, только под заказ.

Долгое время Грек боролся с Казанниковым и Магдалиной Оттовной, главврачом медсанчасти, за право реализации производимой в Пятисотке фармпродукции. Хотел отжать бизнес у местных аптек, грубо говоря, но начальство на это не согласилось.

Остальные три стены заставлены стеллажами, на которых тесно разложены уже «колониальные товары» — малая толика обширного ассортимента вагоно-склада-хранилища станции «Озеро Дивное». Запасы Пятисотки таковы, что Грек выбрал стратегию сезонных продаж. Сейчас у него открыт сезон посуды и кухонной утвари. Потом начнётся двухмесячник текстиля и банного дела, затем в ход пойдут метизы и краски-замазки, стройматериалы… и так по кругу. Нынче в продаже посуда для трестов рабочих столовых, буфетов, офицерских и полевых кухонь, как и значилось в найденных на станции документах.

Горками высятся кастрюли всех типоразмеров, сковороды и чаны, половники и дуршлаги, чайники для кипятка и заварные, котлы и жаровни, кюветы и поддоны, противни, пекарские листы и хлебные формы, вилки-ложки, тарелки и миски — всего не перечесть. Венчики и скалки, сита и разделочные доски. Есть даже соусницы и маслёнки, не говоря уже о солонках. Доминантами по углам красуются хромированный сервировочный столик и два новеньких переносных армейских термоса с ещё не обмятыми заплечными лямками.

Особняком стоят три серебристые фермерские или молочные фляги