Тени двойного солнца - А. Л. Легат Страница 19

– Почему?

Мальчик шмыгнул носом:

– Бабушка будет сердиться.

Значит, дети не застали ее смерти.

Я деланно улыбнулась, обошла Джереми и придвинула к детям корзину со свежим хлебом, от которого еще исходил пар.

– Вы, должно быть, голодны?

Издевательский, в сущности, вопрос. С такими впалыми щеками мальчишке надо есть по две корзины в день, чтобы немного похорошеть. Беспризорники мои соображения разделяли: хлеб принялись щипать со всех сторон, жадно срывая корочку, засовывая грязные пальцы в мякиш, стараясь ухватить кусок побольше. Чудо, что не подрались.

Стоило бы придержать хлеб до того, как я узнаю все, что нужно. Почему-то я медлила.

Мой недруг не просто спровадил старушку на тот свет раньше срока. Он обрек десятки ее названных детей на медленную голодную смерть. Говорят, Волок еще никогда не был так беден: дети войны, их увечные родители, драки за ночлег и пищу…

Но ничего хорошего не выходит из жалости. Я подняла корзину так, что младший почти повис на ней.

– Мне очень жаль, – спокойно сказала я и посмотрела на Джереми. Тот не сразу сообразил:

– Э-э, вашей бабушки больше нет.

Старший чуть не подавился. Пока он кашлял и в неверии смотрел на нас, я уточнила:

– Кто-то проследил за вами и пробрался незамеченным в ее комнату. Когда мы поднялись, было уже поздно.

Два беспризорника – веснушчатый и лопоухий – вовсе перестали жевать и облизывать пальцы. Каждому требовалось время, чтобы понять смысл моих слов. И они получили его предостаточно: хлеб успел остыть.

– Помогите мне найти его, и будете каждый день обедать бесплатно, – пообещала я.

В глазах старшего беспризорника не появились слезы – уличные дети быстро отвыкали от плаксивости, поскольку от нее не было никакого проку. Он испугался – и одновременно обрадовался. Радостный испуг – редкое зрелище. Чаще я видела второе.

– Скажи мне, за кем вы ходили сегодня и вчера. Что нашли и что видели.

Веснушчатый мальчишка прикрыл глаза рукой, будто в них что-то попало. Его сосед тряхнул головой, и большие уши порозовели на морозе.

– Большой человек без волос, с длиннющими… от-такими руками, – заговорил он. – Сонное у него лицо, весь день так шатался…

Точно Густав. Мальчик продолжил:

– Обычно все в мыльню ходят…

– И в тот вонючий дом, – поморщился старший.

– А он никуда не заглядывал целый день. Так и ходил как дурак.

– Совсем дурак, миледи, – покивал второй.

Веснушчатый молчал, убрал руку от лица и очень медленно ел хлеб, будто из надобности, а не от голода.

– К вечеру мы устали и замерзли, – лопоухий опустил голову, – поменялись дважды.

Скорее всего Густав заметил детей. Но не слишком ли накладно – потратить целый день из-за пары мальчишек? Может, он так отвлекал их внимание? Но от чего?

– Уже стемнело, и лишь тогда большой человек отправился спать…

– Где? – с нетерпением спросила я.

– Там, – в сомнении махнул рукой мальчик, – на углу, возле Короба.

– Вонючий дом, – пробормотал веснушчатый, облизывая пальцы после муки.

– А на утро забыл мешочек…

– Крохотный, – всхлипнул веснушчатый и тут же притих, утерев нос рукавом.

– Мы его до поворота на площадь проводили, Ди взял мешочек и понес бабуле…

– И эти два дурака, миледи, его проворонили!

Те и впрямь галдели как дураки, перебивая друг друга.

– Да он как под землю пропал!

– Провалился, – поправил старший.

Я постучала ладонью по корзине, пытаясь их унять. Они спорили, пока Вуд не прочистил горло. И наступила недолгая тишина. Веснушчатый промямлил:

– Поискав еще, мы вернулись к бабуле и все рассказали.

Глядя на беспризорников, я вспомнила, отчего не люблю детей. В наши времена сложно положиться даже на своих псов, что уж говорить о мелких прожорливых, совершенно вздорных зверьках! И как старуха Льен с ними управлялась? Впервые за день я почувствовала утрату – и тут же выбросила ее из головы.

– Что было в том мешке?

Дети переглянулись и один потупил взгляд:

– Монеты, миледи.

– Много монет, – мечтательно вздохнул веснушчатый.

– И больше ничего?

– Только монеты. Разные. Не все – наши, – уточнил самый взрослый из троицы.

– На краях у золотой не было этой штучки… эм… полосок, миледи…

– Без гурта, – подсказала я.

– И без лица! На одной было дерево, у других то звери, то рыба…

Какая дикость! Такие обычно ходят по рукам в Эритании, среди племен. Может, здесь наследили кочевники юга? Выходит, Густава покупали чужаки? Нет, сразу несколько чужаков? Покупали явно небедного человека…

Очередная нелепица. Если бы дикари с болот или иные соседи решили сунуться в наши дела, отец бы непременно мне о том рассказал.

Дети начали оправдываться, младший прятал руки.

– Мы взяли только три! Обычные, с королем, тут все их носят. Много их было, – сказал лопоухий.

– Остальное отдали бабушке.

Я подняла бровь. Вуд все еще жует свою смолу – или боги знают что еще, – а дети Льен не посмели украсть весь мешок с серебром и золотом. Я распрямилась, и, должно быть, это выглядело устрашающе – беспризорники попятились. Выходит, только строгость дает хорошую выправку. Я спросила:

– Что-нибудь еще?

Младший шмыгнул носом и выпалил:

– Он пел песенку, вот так: тим-ти-рим-тарам-ра…

– Да нет же, – исправил его лопоухий, – пел он вот так…

Вуд хмыкнул. Я остановила этот вздор:

– Довольно. Кроме песенки?

Проглотили языки: на обувь себе смотрят, один затылок чешет, второй трясется, а больше – ничего. Я подняла глаза к небу. И зачем люди возятся с детьми? Сущее наказание – эти дети. Свои ли, чужие…

– Мы вернемся, – наши с Вудом взгляды встретились. – А до тех пор…

– Хлеб, миледи, – тут же обнаглел младший беспризорник. – Вы обещали хлебушек!

Должно быть, у него в роду завелись жадные и бестолковые лавочники.

– Все в этом мире имеет цену, – Джереми шагнул вперед, перегородив путь и всякий обзор.

– И вы, милсдарь? – поддел его, судя по голосу, старший.

Джереми примолк, вместо него я услышала хриплый голос Вуда:

– И мы.

Обернувшись – не следит ли кто за нами, – я громко сказала:

– Вам нужен хлеб. А мне – большой лысый человек с длинными руками. Таков уговор.

Дети, точно мыши, выглядывали из-за спины моего пса. Молча, с затаенной неприязнью и одновременно любопытством. Волок ничем не отличался от Крига или Оксола, Квинты и Левицы: все желали есть, никто не желал платить. Я чуть улыбнулась:

– Меня всегда можно найти в самом красивом доме Волока…

– В пекарне? – мечтательно сказал веснушчатый.

– В банке, малой, – прохрипел Вуд.

«В банке. Если Густав не доберется туда раньше вас, юные нахлебники».

Об этом я, конечно, не обмолвилась. Так мы и разошлись.