Монтао. Легенда о монахе - Даниил Галкин Страница 19

Дома горели смертоносным пламенем. Охваченные огнём люди выбегали прямо на дорогу. Там их встречали вормоловские солдаты и резали, как животных. Тех, кому удавалось прорваться из деревни в поля, догоняли либо огненные стрелы, либо всадники на лошадях. Тот, кто пытался оказать сопротивление, мгновенно погибали от кривого широкого меча.

На глазах монаха одному бедолаге, оказавшему сопротивление, отрубили обе руки, а самого прибили к стене его же оружием. Женщин хватали за волосы и тащили в сарай на окраине. Немощных и калек загоняли в горящие дома и удерживали внутри копьями, выставленными в сторону окон и дверных проёмов.

Заметив среди рисового поля силуэт Камори, Тадао тут же поспешил к нему.

Фермер выхватил свой кинжал и неумело, как мог, атаковал издевающегося над ним, облачённого в доспехи, вормоловца. Ещё один враг верхом на коне со смехом наблюдал за этой картиной.

Заметив приближающегося человека с оружием в руках, всадник пришпорил коня и, занеся над головой меч, галопом понёсся ему навстречу. Монах тоже ускорил бег, направляясь прямо на противника.

Расстояние между скачущим и бегущим быстро сокращалось. Вормоловец, ожидавший, что его жертва, наоборот, будет убегать, пришёл в замешательство. Перед самым моментом, казалось бы, неминуемого столкновения, он резко дёрнул на себя поводья.

Конь взвился на дыбы, широкий клинок сверкнул в ярко-красных лучах заходящего солнца, но… опуститься на голову монаха не успел.

Мгновением раньше бритвенно отточенное лезвие ювелирно чиркнуло по широкой ленте на брюхе вздыбленного животного. Туго затянутая подпруга, удерживающая седло и всадника, лопнула. Вормоловец, потерявший опору, с застрявшими в стременах ногами, выпустил оружие и двумя руками схватился за повод в попытке удержаться, тем самым натянув его ещё сильнее. Скакун не выдержал такой нагрузки и опрокинулся назад.

Позади монаха послышался вопль и хруст, а затем — топот копыт. Но он не стал даже оглядываться, ведь должен был успеть спасти Камори.

Лучники, выслеживающие свои жертвы среди тех, кому удалось прорваться в поля, пустили стрелы вслед Тадао, которому теперь пришлось передвигаться зигзагами, чтобы уклоняться от смертоносного «дождя».

Монах видел, как вормоловец, «играющий» с Камори, умышленно нанёс очередной режущий, но не смертельный удар. Едва успевший отскочить фермер выронил кинжал и схватился за кровоточащую рану на ноге, но тут же получил ещё удар плоской стороной широкого лезвия по затылку, который свалил его с ног. Камори уткнулся лицом в нежные побеги риса, взращиваемые им с такой любовью. Попытался приподняться, но тяжёлый сапог с силой придавил его обратно к земле.

Тадао был уже в каких-то десяти — пятнадцати шагах от друга, когда одна из стрел всё же достигла цели. Её острый наконечник прошил бегущему ногу. Перейдя на шаг, хромая, с торчащим из бедра оперением, он, стиснув зубы, продолжал приближаться к врагу:

— Стой! — но дальнейшие слова так и застряли в горле монаха.

Ещё одна стрела вонзилась в спину. Руки выпустили оружие, ноги стали ватными. Из последних сил он сделал ещё один шаг, вплотную подойдя к вормоловцу, но, получив толчок в грудь, навзничь упал на землю.

Светло-голубой глаз наблюдал, как Камори хватают за волосы и поднимают, чтобы перерезать шею. В последние секунды жизни полный ужаса взор фермера пересёкся со взглядом Тадао. Затем тело упало, а на бледном лице застыла маска смерти. Враг хохотал. Его это забавляло. Монах попытался встать, но тут же провалился в чёрную пустоту, потеряв сознание от удара по голове.

Храм постепенно утопал в дожде из жёлтых осенних листьев. У каменной стены двора сидела красивая девушка и играла на трёх струнах своего изящного саншина. Гибкие пальцы плавно двигались по длинному грифу, щипая тонкие, туго натянутые шёлковые нити. Её музыка очаровывала. Ведь она играла не заученные композиции, а те, что исходили из самой глубины сердца, проливаясь через нежные руки и струны инструмента во внешний мир.

Никто из настоятелей не смел её тревожить. Она была в идеально белом кимоно, словно только спустилась с небес, и источала такую умиротворяющую энергию, что жители даже самых отдалённых земель считали своим долгом посетить храм, спрятанный в глубокой лесной чаще.

Эту девушку считали божественным ребёнком, но когда она слышала это утверждение, в ответ лишь весело улыбалась.

Увидев проходящего монаха, девушка окликнула:

— Тао, ну ты где?.. Я так по тебе скучаю!

— Уже скоро, Нани! Только прошу: дай мне ещё немного времени!

Вихрь жёлтых листьев закружил по двору, стремительно унося монаха всё дальше и дальше от звонкого смеха девушки. В последние секунды, прежде чем этот чудесный мир был поглощён бесконечной пучиной тьмы, послышался тихий далёкий голос. Всё тот же прекрасный женский голос:

— Я буду ждать на той стороне, Тао…

Глава 8

Вормоловский отряд из тридцати человек зашёл в бамбуковый лес неподалёку от высокой горы. Возглавляли строй пешие солдаты, за ними шла конница, и замыкающими были пленники, тянущие набитые всяким добром телеги.

За одну из таких телег был привязан человек в грязном сером кимоно, которого волокли по земле. Он стонал и морщился, его бросало в пот и дрожь, а позади себя он оставлял широкий алый след. За всю дорогу к нему лишь раз вернулось сознание. Совсем ненадолго единственный глаз беспомощного открылся, чтобы увидеть ясное голубое небо и зелёный бамбук, пытающийся достать до облаков, а после — вновь погрузиться во мрак.

Тадао начал постепенно приходить в себя только после того, как его грубо закинули в просторную клетку к таким же пленникам. Люди, столпившиеся вокруг, что-то бурно обсуждали на йокотэрском. Несмотря на знакомые слова, его, ещё не до конца вернувшееся сознание не смогло распознать смысл их разговора. Монах, в полубреду, протянул руку вверх и слабо произнёс:

— Не надо…

Вокруг ещё больше засуетились. Тадао перевернули на живот и сняли кимоно. Внезапно он ощутил неимоверную и в то же время отрезвляющую боль. Руки непроизвольно, как клещи, вцепились в ногу мужчины, стоящего ближе остальных. Один из пленников со словами: «Смотрите же! Он хочет жить!.. Держись, приятель, то ли ещё будет!.. Ну же, помогите мне!» — выдернул наконечник стрелы из спины.

Люди оживились, стали отрывать от своей одежды лоскуты, послужившие бинтами, поднесли воду. А затем спину вновь пронзила адская боль. Монах застонал и ещё крепче сжал ногу стоящего рядом, заставив того вскрикнуть. Хозяин ноги упал на землю и попытался освободиться,