Четвертое уравнение - Александр Леонидович Пономарёв Страница 16

Немногим позже за оградой кладбища остановился автобус. Из раскрытых дверей высыпало почти два десятка людей. Вместе с другими мамиными коллегами, друзьями и теми, кто лично не знал ее, но по зову сердца захотел проводить в последний путь, Андрей проследовал в пропахшее воском и ладаном помещение. Увидел гроб с открытой крышкой, тот стоял на задрапированных алой тканью табуретках, лежащую в нем маму с закрытыми глазами. Казалось, она всего лишь заснула, таким спокойным и умиротворенным выглядело ее обращенное к алтарю лицо. Сложенные на груди руки покоились поверх белого покрывала и удерживали вставленное одной из работающих при церкви прихожанок пластмассовое распятие. Маленькая иконка Богоматери лежала чуть пониже ладоней с синеватыми ногтями на кончиках бледных пальцев. Лоб покойницы покрывала полоска белой ткани с отпечатанными черной краской изображениями Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы, Иоанна Предтечи и словами: «СВЯТЫЙ БОЖЕ, СВЯТЫЙ КРЕПКИЙ, СВЯТЫЙ БЕЗСМЕРТНЫЙ, ПОМИЛУЙ НАС».

Андрей не заметил, когда отчим вошел в церковь. Может быть, тот приехал раньше всех и все это время пробыл подле икон. В расстегнутом бежевом плаще, нещадно тиская пальцами серую, с черными крапинками, кепку, Владимир Александрович стоял перед ликом Христа Спасителя и беззвучно шевелил губами.

«Грехи замаливает», – сердито подумал Андрей и, ужаснувшись собственным мыслям, торопливо перекрестился, глядя на сверкающий золотом иконостас.

К Андрею неслышно подошла женщина в синей юбке до пола. Из одного кармана ее разноцветной вязаной кофточки выглядывали уголки небрежно нарезанных бумажек, из другого темно-желтые головки тонких парафиновых свечек с белыми кончиками фитилей. Аккуратно зачесанные назад волосы покрывал светлый ситцевый платок. Она протянула к Андрею руку с воткнутой в бумажку свечой:

– Молодой человек, не стоит торопиться, когда речь идет о спасении души. С богом надо говорить не спеша, только тогда он вас услышит. Возьмите свечку и отойдите в сторонку, иначе вы помешаете батюшке проводить обряд.

Андрей неразборчиво буркнул слова благодарности, взял свечу и направился к негромко разговаривающим коллегам и друзьям мамы. Те стояли сбоку от квадратной колонны с висящими на ней образами. Незадолго до этого один из несших гроб мужчин зажег свечку от горящей на паникадиле перед иконой Николая Чудотворца лампадки и теперь делился огнем со всеми желающими.

Тем временем служительница подошла к отчиму, тоже дала ему продетую сквозь листочек бумаги свечу и показала рукой на кучку посетителей. Владимир Александрович кивнул, что-то сказал женщине в ответ и поспешил занять место рядом с сослуживцами.

Андрей не видел его. Он зажигал свечу от радушно предложенного огонька, когда отчим подошел к нему и встал сбоку.

Из царских врат алтаря вышел священник в золоченых одеждах и начал обряд. Помахивая звякающим крышкой кадилом, он распространял вокруг себя сладковато-пряный запах горящего ладана и нараспев читал ектеньи, стихиры и псалмы. Певчие на клиросе помогали ему. Время от времени их распевный речитатив прерывался возгласами «Аллилуйя!», «Господи помилуй!», «Аминь!», и тогда все, кто собрался в этот час в церкви, осеняли себя крестным знамением. Кто-то умело, а кто-то не очень и, скорее, из чувства солидарности, а не по велению души.

Так прошло чуть больше получаса. Андрей вполуха слушал обрядовые песнопения, смотрел на пляшущий огонек свечи, вдыхал слегка дурманящий голову фимиам и думал о скоротечности бытия. Душа его хоть и болела из-за горечи утраты, но глаза были сухи.

Все изменилось, когда священник закончил ритуальную формулу и пригласил родных, близких и друзей проститься с усопшей. Андрей первым подошел к матери, положил руку на ее мертвенно-холодную ладонь и долго стоял, склонившись над гробом. Он шептал слова покаяния и любви, просил прощения за доставленные ей огорчения и понимал, как много он потерял из-за глупой гордыни и ослепляющего разум эгоизма. Он вдруг осознал, что целый пласт его жизни остался позади. Что незримая черта разделила ее на «до» и «после», и что теперь он, при всем желании, даже если очень захочет, не сможет поговорить с самым дорогим человеком на Земле. Что он одинок как перст, и что ласковая материнская рука больше никогда не прикоснется к нему. И от этого осознания ему вдруг стало так больно и горько, что он расплакался как ребенок. Слезы градом покатились из глаз, рисуя кривые дорожки на небритых щеках. Он почувствовал, как кто-то положил руку на его плечо, повернулся к этому человеку, прижал к себе и зарыдал в голос, ничуть не стыдясь этого.

Только после того, как горячие слезы выжгли горе настолько, что он смог взять себя в руки, Андрей понял, у кого так самозабвенно плакал на плече. Он хотел оттолкнуть Владимира Александровича, но вдруг отчетливо услышал мамин голос: «Не делай этого, сынок». Усилием воли Андрей заставил себя сдержаться, похлопал отчима по спине и отошел в сторону.

К гробу один за другим подходили люди. Одни трижды кланялись и целовали иконку или венчик на лбу усопшей, другие молча стояли несколько секунд, прощались кивком и уступали место следующим.

Когда церемония прощания закончилась, священник попросил убрать иконку и цветы из гроба, проделал необходимые для завершения ритуала манипуляции, опустил крышку и защелкнул замки.

До вырытой почти на самой окраине кладбища свежей могилки гроб несли на руках. Женщины снова заплакали, когда комья земли застучали по лакированной крышке последнего пристанища Нины Дмитриевны.

В груди Андрея как будто заполыхал огонь. Сердце превратилось в сгусток расплавленного металла, а сам он чувствовал себя так, словно у него начался жар. Он стоял и отсутствующим взором наблюдал за тем, как ловко могильщики орудуют лопатами. Смотрел, как один из них устанавливает в изножье холма жирной, рыжей земли черный металлический крест, а другой раскладывает поверх слегка утрамбованной ударами лопат могилы принесенные из церкви цветы и расставляет венки.

После похорон все желающие отправились в ресторан «Гуси-лебеди» на поминальный обед. Андрей хотел было отказаться, но потом вспомнил, как просил у матери покаяния, и поехал следом за траурным кортежем из автобуса и полудюжины легковых автомобилей.

За все время печальной трапезы отчим как будто специально старался не попадаться ему на глаза, а когда Андрей случайно пересекался с ним взглядом, опускал голову или отворачивался в сторону, но делал это с явной неохотой. Словно так желая показать, что пасынок по-прежнему дорог ему, но он уважает его выбор.

Андрей вышел из ресторана одним из последних. Чувствуя себя опустошенным, сел в машину, завел двигатель и поехал домой.

До небоскребов Москва-Сити он добрался за час с небольшим и через сорок минут оказался бы во