Меченый смертью. Том 5 - Валерий Юрич Страница 16

Глава 9

— Уберите его отсюда! Не открывайте! Только не открывайте больше эту дьявольскую штуку! — Голос узника предательски дрожал.

К лежащему на железном ложе человеку постепенно возвращалась способность двигаться. Действие препарата, нейтрализованного антидотом, мало-помалу сходило на нет.

— Кто ты такой⁈ Что тебе от меня нужно? — срываясь на истерический крик, восклицал пленник.

Я с интересом смотрел на его нервно подергивающиеся конечности, на поседевшую голову и безумно выпученные глаза. Достаточно ли этих двух часов, проведенных наедине с зеркалом из Малахитового зала, чтобы отомстить за Ольгины страдания? Заслужил ли этот подонок милосердной смерти? Именно это я и собирался сейчас выяснить.

— Рассказывай, — холодно произнес я.

— Что? Что рассказывать? — растерянно переспросил узник.

— Про нее. Все, что знаешь. Все, что ты с ней сделал. Каждую чертову деталь. Выкладывай! Сейчас же! — яростно крикнул я, показывая на Ольгину фотографию.

Пленник отчаянно замотал головой и зажмурился, словно бы отгораживаясь от чего-то невыносимо жуткого.

Я резко сорвал полог с зеркала и холодно произнес:

— Тогда, возможно, ты предпочтешь остаться с ним еще на два часа?

Человек на кровати выгнулся дугой, его глаза расширились от ужаса, и он испустил истошный вопль.

— Убери его от меня! Закрой! Лучше в ад, чем снова проходить через это! — истерично закричал он. — Я все расскажу!

Я запахнул зеркало, уселся на принесенный в камеру стул и выжидательно посмотрел на пленника. Придя в себя и собравшись с мыслями тот начал свой рассказ. Говорил он несколько бессвязно, но при этом вполне понятно. К тому же я уже знал эту историю во всех ее самых неприглядных деталях. Единственным по-настоящему интересующим меня моментом оставалось взаимодействие с непосредственным заказчиком преступления. Об этом мне мог поведать только этот человек. Подонок, командовавший карательным отрядом, который расправился с Ольгой.

— Глава дома Филатовых. Михаил Алексеевич. Он лично встречался со мной, — сыпал отрывистыми фразами пленник. — Без посредников. Чем меньше людей в курсе, те меньше утечек информации. Это его принцип во всех подобных операциях.

— И сколько их было? Этих операций. — резко прервал я рассказчика.

— Ты просил рассказать только про нее. Об этом был уговор, — процедил сквозь зубы пленник, указав глазами на Ольгино фото.

— Сколько? — угрожающе переспросил я, бросив многозначительный взгляд на прикрытое зеркало.

— Я точно не помню, — дрогнувшим голосом тут же ответил узник. — Тридцать, может быть, сорок… Черт возьми! Такому нельзя вести счет. Иначе рискуешь быстро расстаться с жизнью.

— И во всех этих случаях приказы отдавал лично Михаил Алексеевич Филатов, все верно?

— Да! Твою ж мать! Я уже говорил! Он работал без посредников. В курсе всех дел были только мы с ним и моя группа. — И тут узник вдруг осекся и стал озираться по сторонам. — Ты что, записываешь наш разговор? — В его голосе прозвучали панические нотки.

— Это к делу не относится, — осадил я его. — Продолжай.

— Дьявол! Ну все, теперь мне точно конец, — с отчаянием взвыл пленник.

— Какое проницательное умозаключение, — иронично заметил я. — Странно, что ты только сейчас это понял.

— Кто эта чертова шлюха, что заманила меня в номер Империала? Убью тварь! — Яростно процедил сквозь зубы узник и что есть силы рванул руками кандалы.

— Продолжай, — холодно повторил я. — Иначе к тебе снова придут твои жертвы. — И я потянулся к черному пологу, скрывающему зеркало Малахитового зала.

— Да понял я, понял! — затравленно воскликнул пленник и судорожно продолжил свой рассказ.

Говорил он еще более бессвязно, чем раньше. Но это не мешало мне четко воспринимать информацию. По большей степени я лишь отсеивал детали, которые не были упомянуты другими участниками нападения, а остальное отбрасывал, пропуская мимо ушей.

Допрос продолжался еще около получаса. Я задавал уточняющие вопросы, выслушивал сумбурные ответы, проходился по нескольку раз по всем интересующим меня местам, пытаясь выявить ложь и несоответствия. В конечном итоге я добился своего. Вся картина жестокого преступления полностью и до мельчайших деталей сложилась у меня в голове. Она стала пищей для моего гнева, топливом для яростного огня моей мести. И этот огонь готов был перерасти во всепожирающее пламя.

Когда в камере наступила тишина, я дал знак Игорю. Тот подошел к зеркалу и неспеша вывез его в коридор. Узник, увидев это, вздохнул с облегчением. В его глазах засветилась надежда.

— Ты же пошутил насчет того, что я не выживу? Я все тебе рассказал. Теперь отпусти меня. Я скроюсь. Уеду на край света. Меня больше никто не увидит. Я тебе клянусь, — нервно захлебываясь, затараторил он.

Меня всегда поражала эта вроде бы обычная человеческая черта. Даже на пороге неминуемой смерти они продолжают на что-то надеяться. Они не готовы к встрече с неизбежным. И вместо того, чтобы смело и гордо смотреть в глаза костлявой, они все время пытаются от нее убежать.

— Я смогу отпустить только твою грешную душу, — менторским тоном заправского инквизитора ответил я. — Хотя, подожди. — И я поднял указательный палец. — Ведь даже этого я не могу тебе обещать. Видишь ли, этот мой замечательный друг в несколько странном цилиндре, — и я указал на Игоря, — умеет не только зеркала из камер вывозить. Он по совместительству еще и весьма опытный некромант. Так что твоя душа даже после смерти тела будет в его опытных и весьма жестких руках.

— Мразь! — неистово заорал пленник. — Я тебя убью! Я вытяну из тебя жилы и сдеру кожу! Ты будешь молить о пощаде! — В его глазах пылало безумие, вены на шее набухли, а руки яростно пытались разорвать цепи.

Я равнодушно следил за этой вспышкой неудержимой злобы, граничащей с сумасшествием. Если он даже в цепях так себя ведет и сыпет такими угрозами, что же он делал с теми, кому не повезло перейти ему дорогу? Это был не человек, это был яростный и беспощадный зверь. Зверь, который не мог держать себя в руках и обуздывать свою злобу. Такому нельзя позволять дальше топтать землю.

Я повернулся к Игорю и, указав взглядом на черный кейс, едва заметно кивнул головой. Пленник вдруг замолк и с подозрением посмотрел на меня.

— Что ты, мать твою, задумал⁈ Отпусти меня, мразь! — выкрикнул он, но уже не так решительно.