Кровь вассалов - Владислав Добрый Страница 12

— Эта добыча принадлежит всем, — сказал я, едва удержавшись от мстительной улыбки, когда от моих слов лицо Дуката вытянулось, как у северянина.

Я подозвал Волока, кивнул на добычу:

— Раздели по справедливости. Я отказываюсь от своей доли в пользу остальных.

Надо думать, Дукат надеялся, что ему достанется не меньше половины. Хватит ему и шкуры бобра.

Ночевать решили здесь же, в развалинах храма. Деревянные балки давно сгнили, крыши не было, но стены ещё держали ветер. Люди осторожно разожгли костры прямо на плитах, не дожидаясь моего разрешения — у костра всегда теплее, чем под открытым небом, да и тени ритуала ещё не до конца ушли. Слуги шептались, переглядывались, «крестились» по-своему — каждый на свой лад.

Гирен проследил, чтобы тела разрубили на куски и покидали в какую-то дыру в земле. Не хотелось привлекать местных зверушек сладким мясом. Позже из этого «захоронения» наверняка родится нежить, может даже что-то особенное. Но это будет уже не наша проблема.

Мы с Волоком и Сператом пошли дальше внутрь. За сломанной аркой оказался зал. Огромный, тёмный, в свете факела казалось, что потолка у него нет вовсе, будто он уходит в бездну. И там, в глубине, стоял трон.

Не просто трон — каменная глыба, выточенная под сиденье и спинку так, что рядом даже боевой конь показался бы маленьким. Ступени вели к нему, трещины пересекали плиты, и вся поверхность трона была испещрена рубцами. Сначала я подумал, что это случайные трещины, но, подойдя ближе, увидел — следы зубила. Кто-то когда-то яростно и долго сдирал с камня металл.

Я провёл пальцами по шершавой борозде. Оглянулся. Люди смотрели настороженно, ждали слов. И тут, сам не зная почему, я сказал:

— Раньше он был отделан золотом.

Мои слова отразились эхом, будто сами стены ждали их.

На миг мне показалось, что я вижу, как блеск этого золота вспыхивает в тени: залитый светом трон, жрецы в бронзовых масках, шум толпы. И существо на троне. Потом всё пропало. Остались только развалины, копоть и запах крови принесенный ветром от входа.

— Золото… — Волок почесал затылок, озираясь. — Не удивлюсь, если в Караэне теперь у кого-то дома лежит кусочек от этого трона.

Я усмехнулся. Вряд ли. Скорее, всё давно переплавили.

Но чувство — будто мы вошли в сердце чего-то великого и мёртвого — осталось.

Я проснулся резко, будто меня толкнули. Так бывает во сне. Кажется, будто падаешь, или что тебя толкнули. Но толчок был настоящий — в грудь что-то ударило. Маленький камешек скатился по кольчужной рубахе и застыл на плаще.

Один из способов стать легендой, спать в кольчуге. Нормальный человек после такого подвига дня два бы отходил. Но мне было нормально. Я бы спал в латах, но они слишком сильно гремели, когда я ворочался.

Я сел, схватился за меч. Костры тлели, от них тянулись красные языки углей, дозорные были на месте. Слуги и воины спали, кто-то тихо похрапывал. Лошади настороженно всхрапывали, но ничего особенного. Будь здесь посторонний, они бы вели себя куда беспокойнее. Всё выглядело спокойно, слишком спокойно.

— Сеньор… — Сперат сидел недалеко, но я сразу заметил, что он не спит. Он замер, как человек, которого поймали на горячем, но в глазах горело сразу всё: напряжение, радость, страх, надежда. И то самое чувство, что выдает человека, чья душа пленена.

И тогда я услышал.

Из тьмы, из тени, что густо лежала между обломками колонн, раздался тихий женский голос:

— Магник… разве ты не знаешь, что колдовские рисунки нужно стирать? Даже если они залиты кровью.

Слова скользнули, как лезвие ножа по коже. У костра вздрогнули кони, один заржал глухо.

Я напрягся. Рукоять Когтя казалась холодной и липкой. Но больше всего я смотрел на Сперата. Он дышал быстро, будто в его груди билось два сердца сразу. В его глазах было всё: отчаянная радость, что он снова слышит её; боль, потому что он знал, кто перед ним; страх, потому что любил того, чего следовало бы… Бояться? Убить?

Губы его чуть дрогнули — он хотел улыбнуться, но лицо застыло в кривой гримасе. Он поднял голову, всматриваясь в темноту, и тихо сказал, едва слышно, как молитву:

— Гвена…

В темноте я различил её очертания — Гвена стояла обнажённой, прекрасной и дразнящей, словно сама ночь соткала себе тело из лунного серебра и смоляных волос. Она чуть склонила голову, улыбнулась мне и, не проронив ни слова, плавно отступила назад.

Её босые ступни коснулись края каменной площадки, и в следующее мгновение она легко, почти играючи, спрыгнула вниз. Лишь лёгкий шорох, как тронутый ветром куст, нарушил тишину.

Часовые насторожились. Из тьмы донёсся звук голосов, короткие переклички — они ощутили неладное. Я понял: если я сейчас встану, они это заметят. Но мне показалось, что её исчезновение было вызовом, приглашением, и я не колебался.

Я поднялся. Звякнула кольчуга. Сперат в тот же миг оказался рядом — напряжённый, но полный странной, горькой надежды. Он пошёл за мной, шаг в шаг, и я слышал его прерывистое дыхание.

— Кто там шарится⁈ — окликнул один из часовых, услышав нас.

Сперат даже не запнулся. Голос его прозвучал грубо, с нажимом, так что сомнений не осталось:

— Дай посрать сеньору Магну.

Наступила короткая пауза, потом тишина. Вопросы отпали.

Мы подошли к краю площадки. Я спрыгнул вниз, глухо ударившись сапогами о камень, и Коровиэль недовольно фыркнул где-то наверху. Сперат последовал за мной. Мы отошли немного от лагеря, оставив за спиной мерцающий огонёк костра и сонное бормотание людей.

За углом, в серебряном свете ночного светила, нас ждала она — распутная, живая улыбка на лице, волосы — струи тьмы, глаза блестят, и вся её поза — откровенное обещание.

Она стояла в серебряном свете ночного светила, и казалась такой земной, что хотелось забыть обо всём. Кожа, как молоко, волосы — тёмная река, струящаяся по плечам. Она не прикрывалась. Улыбка — дерзкая, нарочито пошлая, улыбка той, кто давно уже не человек, но научился играть в их игры.

Я слышал, как Сперат втянул в себя воздух. Его шаги за моей спиной стали неуверенными. В его душе боролись любовь, страх и восторг, но всё это глушилось одним: она здесь. Его Гвена. И пусть чудовище, но своя.

Она склонила голову набок,