Возрождение - Дмитрий Анатольевич Воронин Страница 12

О Денисе и своих с ним взаимоотношениях дядька рассказывал много и охотно, и позже его пофигистское отношение к полученному отказу я уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но осадочек-то остался.

В общем, на кнопку звонка у Денисовой двери я нажал не в самом лучшем расположении духа. Мокрый, як цуцик, на душе муторно после беседы с Кэсси, да и ожидания от предстоящего разговора не самые радостные.

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий блондинистый мужик. В одних трусах. Босиком. И был он пьян в дымину… в лоскуты… в стельку… в общем — до полной потери восприимчивости. Вообще говоря, с позиции любой девчонки, Денис — парень красивый. Как и с позиции некоторых особо «современных» парней. Телосложение изящное, глаза пронзительно-голубые, пальцы как у пианиста, черты лица из серии «был бы ты бабой — какая это была бы баба!», но без ярко выраженной голубизны. Правда, сейчас Денис выглядел паршиво.

— П-привет, — он добрую минуту таращился на меня, затем икнул. — Ты хто?

— Я друг…

Договорить он мне не дал.

— Д-друг? Это класс! Эт-то просто суп-перски… — в обычное время Денис не заикался, но сейчас, очевидно, даже короткие слова представляли для него определённую проблему. — Мне об-бязательно нужен д-друг! Ты, з-заходи, д-друг!

Он повернулся ко мне спиной и направился в комнату.

Я один раз видел, как Денис двигался. Избави меня боже от такого спарринг-партнера, и неважно, пойдёт ли речь о холодном оружии, банальных кулаках или о пистолете. Никаких шансов. Двигался он тогда плавно и неуловимо-быстро, словно ртуть, перетекая из одной позы в другую. Перетекал он и сейчас, только по стеночке. Добравшись до глубокого кресла (на вид — цены неимоверной), хозяин квартиры слился в него, приняв несколько странную, но достаточно устойчивую позу.

— Садись, д-друг! Наливай! — он указал на стол, заставленный батареей бутылок с разноцветными этикетками. Пустых.

— Я вот д-думаю, д-друг, какое в-вино тут сам-мое лушшее? Вот эт-то сам-мое, как щитаешь, д-друг? — он поднял бутылку Amontilliado Cherry, великолепного испанского хереса восьмилетней выдержки, наклонил её над бокалом. Увы, в бокал упало лишь несколько капель. Он грустно посмотрел на пустую посуду и вздохнул. Взял другую бутылку — Markiz De Riscal, тоже испанское, примерно того же класса. — П-пусто, д-друг. Везде п-пусто. А я так и не п-понял, какое тут само-само-самое…

Судя по количеству пустой посуды, либо тут долго веселилась немаленькая компания, либо Денис решил всерьёз наклюкаться в одиночку и старательно претворяет эту идею в жизнь. Только не как нормальные люди — водочкой, коньячком или, на худой конец, какими-нибудь скромными напитками молдавского производства. Дядя Фёдор говорил, что Денис практически не пьянеет, и если он уж догнал себя до такого состояния — значит, за дело взялся основательно. Особым снобизмом он не страдал, но и что попало не употреблял, благо средства позволяли.

— Усё кончилось, д-друг! — в уголках его глаз засияли слезинки. — Как грустно, да? Скажи, д-друг, у тебя есть выпить? Что-нибудь по-настоящему п-прекрасное? Только не водку, д-друг, вы всё в-время пьёте водку… как вы её пьёте, скажи, д-друг?

Я достал полученную от Кэсси коробку и протянул хозяину дома. Денис заглянул внутрь, расплылся в счастливой пьяной улыбке и вытащил на свет божий небольшую бутыль из чуточку мутноватого синего стекла. Пробка — или что там у неё — была залита чем-то вроде сургуча или пластика. Только густо-синего цвета. Никаких этикеток, никаких рельефных излишеств вроде года разлива или, скажем, логотипа кампании. Просто синее стекло… да и бутылка не слишком напоминает продукт промышленного производства. Явно ручная работа.

Несколько минут Денис рассматривал подарок, чуть ли не пуская слёзы умиления.

— Это круто, д-друг! Это по-дружески, я те говорю. Ты м-молодец! У меня давно не было такого д-друга. Такого зам-мечательного д-друга, как ты. Ща, м-минутку…

Он попытался сосредоточиться. Удалось примерно с четвёртой попытки — губы шевельнулись, в воздухе прозвучала мелодичная фраза.

Словно поток холодного ветра промчался по комнате. Исчез тяжёлый винный дух, воздух наполнился ароматом неведомых цветов, куда-то бесследно пропала моя головная боль, растворилась в прохладном дуновении усталость. Словно и не было бессонной ночи, я был свеж и бодр — не помню, когда в последний раз я был настолько свеж. С Дениса разом слетел хмель, заодно его лицо, ещё несколько секунд назад одутловатое, уставшее и помятое, теперь выглядело как из какой-нибудь рекламы дорогого средства по уходу за кожей для мужчин.

— Это необычный подарок… друг.

Он больше не заикался. Только теперь его уже набившее оскомину «друг» прозвучало не слезливо-радостно, как раньше, а насмешливо и чуточку недоверчиво. И голубые глаза смотрели серьёзно, изучающе, холодно. Опасный взгляд — особенно, если понимать, что из себя представляет Денис и чем может закончиться беседа, если я ему сильно не понравлюсь.

— Это очень необычный подарок. Могу ли я узнать, зачем ты пришёл… друг?

— Денис, ты меня не совсем правильно понял, — вздохнул я. Пока меня не вышвырнули за дверь, лучше объясниться. И не врать, ложь Денис почувствует легко и непринужденно, он и не на такое способен. — Меня зовут Михаил Орлов. Я действительно друг, но не совсем твой, хотя был бы рад этому. Я друг Кэсси… в смысле, Кассандры.

— Кассандра… — он коротко пробарабанил пальцами по столику. — Не буду говорить избитые фразы о том, что друзья Кассандры — мои друзья, учитывая, что часто это совсем не так. Но я хорошо к ней отношусь, нас кое-что связывало раньше. Давно. И я знал одного Орлова, Фёдора. Ах да… я помню тебя, Михаил, ты приходил ко мне вместе с Фёдором несколько месяцев назад.

Я сидел неподвижно, чувствуя, как неприятный холодок ползет по позвоночнику. «Я знал Фёдора Орлова». Невинная фраза, в иное время и в ином месте ничего существенного не значащая. Только вот Денис часто придает словам, как выражался дядя Фёдор, «истинное» значение. Упоминая моего дядьку в прошедшем времени, он словно хотел сказать — не надейся. Не жди.

А может, и нет тут никакого второго смысла,