Испивший тьмы - Замиль Ахтар Страница 10

– Я тренировалась.

Дэв приняла свою бесполую форму. Она напоминала пустой пергамент. У нее даже бровей не было.

– Ты ведь слышала его слова. – Всегда следует аккуратно формулировать приказы. Таурви не любила, когда ею командуют, а мне не нравилось, как она выражает свою неприязнь. – Десятки, а то и сотни колдунов томятся в подземелье на острове неподалеку отсюда. Тебе это интересно?

– С чего бы?

– С того, что колдунам могут понадобиться твои услуги.

– Ты что, считаешь меня служанкой?

– Каждый что-то продает.

Пусть эти существа и отказывались признавать очевидное, они в нас нуждались. А если твои способности могут пригодиться, на них есть и цена.

Все ценное всегда в дефиците. Если бы мы питались травой, мир превратился бы в пустыню. Если бы мы пили соленую воду, он стал бы суше пыли.

– Мы не такие, как вы, купец.

Таурви выгнула шею и улыбнулась.

Я не стал напирать. Я знал, что Таурви любит притворяться. Оборотням это нравится. Поэтому, предложив ей принять облик внучки Эстевао, я понимал, что Таурви это доставит удовольствие.

Но это значило, что я что-то ей должен. Таурви не продает, а дает взаймы. Ее услуги привели меня куда дальше, чем я смел мечтать. Но придет время, и она потребует плату.

Кстати, о долгах. Кое-кто ожидал меня в каюте.

В расшитой изумрудами парче и тюрбане из золотого шелка в кресле сидел Лаль Сет с бокалом роншарского розового вина в руке.

– Легок на помине. – Я устроился за письменным столом. – Мне нужен твой совет. Что подарить императору, когда я с ним увижусь?

– Он же твой император. Ты должен знать, чем ему угодить.

– Я плохо это умею. Вот почему я не пользуюсь успехом у женщин, по крайней мере у тех, кто не называет свою цену. Подарок должен затронуть душевные струны, верно?

– А еще он показывает возможности дарящего.

– Скажи, что бы ты подарил своему господину, шаху Бабуру?

Лаль усмехнулся, обнажив золотые и платиновые зубы:

– Десять тысяч юных рабынь со всех восьми уголков света. Тысячу верблюдов с грузом рубинов, сапфиров, алмазов и изумрудов. Двадцать тысяч боевых слонов, восемьдесят тысяч кашанских кобыл…

Я поднял руку:

– Вряд ли император Крестеса видел больше десяти рубинов за раз. Или десяти слонов, если уж на то пошло.

Лаль засмеялся:

– Последний посол Бабура приехал в Крестес с даром из семисот рубинов. Увы, слонов он не привез.

– Вы, кашанцы, разбрасываетесь рубинами направо и налево, как песком. Неужели ты не понимаешь, что так вы только понижаете их ценность?

– Думаешь, шаху Кашана не все равно, сколько будут стоить серьги, которые сделают на другом краю земли?

Это вряд ли, но лично меня бо́льшую часть жизни это заботило. Именно так я и сделал себя и совладельцев Компании богатыми. Когда-то совладельцы Компании Восточных островов не были богачами. Мои наниматели – не лорды, князья или экзархи, а кузнецы, кожевенники или плотники.

Но у скромных, работящих людей не бывает много лишнего серебра. Поэтому, чтобы купить долю в Компании, они обращаются к банкирам.

Половина Саргосы в долгу у банкиров вроде Лаля Сета, хотя он и выходец из Кашана. У меня нет таких денег, как у него. Даже все юнанские банкиры, вместе взятые, с ним не сравнятся. Вот почему я часто предлагал в обмен нечто нематериальное.

– Я подарю императору то, что он не купит и за тысячу кораблей с сокровищами.

Лаль поднял кудрявую бровь и глотнул розового вина.

– Такого не существует, друг мой. Все можно купить за серебро и золото. Вопрос лишь в цене.

– Но не в этом случае, – просиял я.

– Дай угадаю. Еще один пленник, которого ты пытаешь?

Я откинулся назад и поднял брови, признавая его правоту.

Лаль поставил бокал на стол.

– Что касается этого, я должен кое о чем тебе напомнить по-дружески. Мы здесь уже почти две луны, и только сейчас нам открыли дверь в Высокий замок императора.

– Первое плавание Компании Восточных островов заняло одиннадцать лет. Но принесло десять тысяч процентов прибыли.

– Мы не столь терпеливы, а это не просто плавание. Крестейцы – гордый народ. Они не готовы вот так продать свой флаг чужеземному головорезу.

– Ты же сам сказал, все имеет цену. А я скажу тебе вот что. Все имеет свой срок, и срок Священной империи подходит к концу. Люди подчинятся нам, потому что мы предложим им кое-что получше.

– У всего и впрямь свой срок. Ты прав, Васко деи Круз. Скоро наступит зима. Я никогда не видел снега, но мне сказали, что эта река замерзнет. И я готов поставить все свои дворцы в Роншаре на то, что многие люди тоже замерзнут. А если их не доконает холод, то доконают пустые животы. Ведь в этом году не хватало людей, чтобы сеять зерно и собирать урожай, – все были заняты в неудачных походах.

– К чему ты клонишь? – спросил я.

– Покупай дешево – продавай дорого. Сейчас самое время купить Священную империю Крестес, пока она стоит на коленях. Если будешь тратить время на то, чтобы разбойничать и по неизвестным мне причинам пытать священников, Крестес восстановит силы, как уже не раз случалось, и тогда будет слишком поздно. – Он сжал латианские молитвенные четки в кармане халата. – Позволь выразиться еще конкретнее. К концу зимы мне нужен свой порт в одном дне пути от Гипериона. А рядом с портом – крепость. А внутри крепости – три тысячи лучших аркебузиров. Пусть будет пять тысяч. А больше всего я хочу, чтобы император, патриарх и вся знать кормились с наших щедрых рук.

Я тоже всего этого хотел. Но это было лишь средство достижения цели. Это было служение. Нет, религия.

Этого я Лалю сказать не мог.

– А если у меня не получится?

– Тогда Дом Сетов найдет кого-нибудь другого, у кого получится.

Он не упомянул, что я в таком случае буду болтаться вверх тормашками на носу собственной «Морской горы», пока какая-нибудь морская тварь не откусит мне голову. И мою команду ждет не лучшая судьба. Думаете, завоеватели жестоки? Только потому, что вы никогда не встречались с банкирами.

– Банкиры из Дома Сетов получат прибыль со своих вложений, – любезно улыбнулся я. – И впервые в истории этой прибылью станет целая империя.

Точнее, ее зловонный труп.

3. Михей

В следующий раз, когда целитель-альбинос начал запускать в мою комнату газ, я задержал дыхание. Голова закружилась через минуту. Через две