Мы воплотим богов - Девин Мэдсон Страница 10

– Я ведь знаю: ты здесь не ради меня, – сказал он, крепко обхватив себя руками. – Ты здесь, потому что такой, какой есть. Ты всегда прав. Всегда образец ответственности и добродетели, а мне неохота благодарить тебя за то, что я стал бременем, которое ты несешь ради своей праведности.

– Что? – Я вздрогнул, словно от пощечины. – Что еще за дерьмо? Ответственный и совершенный у нас ты, кретин. А я сбежал от ответственности и опозорил гурт Торинов, помнишь?

– Потому что хотел служить своему гурту, – фыркнул он.

– Да я хотел жить! Я думал только о себе! Но не стесняйся, ставь меня на какой хочешь пьедестал, чтобы потом бить себя моим кулаком.

Гидеон не сводил с меня глаз, на его лице отражались какие-то чувства, но я был слишком зол, чтобы разбираться в них, и отшвырнул сапоги с такой силой, что они улетели на другой конец хижины.

– Жаль, что ты чувствуешь себя обузой, – огрызнулся я. – Но я здесь потому, что хочу этого. Хотя это и не слишком весело.

Я был несправедлив, но и он тоже, и в отсутствие магии исправить это было не так просто. Вздохнув, я подошел и обнял его. Он не ответил на объятия, но и не вырывался – уже неплохо.

– Все наладится, – прошептал я ему на ухо с той же мягкостью, с какой он однажды угрожал мне. – Знаю, сейчас не верится, но так и будет. И я не уйду. Потому что сам так хочу, а не из-за какой-то нездоровой потребности быть всегда правым.

– Спасибо, – произнес он так, будто это было самое трудное слово в его жизни.

Я крепко сжал его в объятиях и отпустил.

Мы устроились на циновках. Он молчал, а я демонстративно дрожал, как будто это могло чем-то помочь. Несмотря на треск и гул костра, было ужасно холодно, но усталость вскоре взяла верх, и я начал погружаться в сон, убаюканный ровным дыханием Гидеона. Этот звук успокаивал. Может, стоило сказать Гидеону об этом и о том, что я чувствую себя здесь в безопасности. Само его существование приносило облегчение, несмотря на клубок сомнений, беспокойства и боли. Что бы он ни сказал и ни сделал, кем бы ни был, он все равно навсегда останется Гидеоном, на которого я равнялся, за которым следовал, которому поклонялся. Гидеоном, ради которого я готов на все.

Я проснулся с ощущением, что меня засыпали холодным песком – так сильно выстыла хижина. Гидеон всё еще спал, свернувшись калачиком, чтобы согреться.

Снаружи доносились голоса, приглушенные и обеспокоенные. На охоту отправляться было еще рано, а разведчики должны были вернуться ночью, и потому, когда тихий разговор перешел в тревожный гомон, я неохотно встал, сунул ноги в сапоги и потащил одеяло за собой к двери.

Центр лагеря заполняли призрачные силуэты, и, заметив меня в рассветном тумане, ко мне поспешил Амун. Похоже, его оторвали от бритья головы – гладкая половина блестела от влаги.

– Эзма на пути сюда.

Я увидел у главного костра Деркку эн’Инжита. Он слегка помахал рукой, и в моей груди вспыхнул гнев.

– Зачем он здесь? – тихо спросил я. – Эзма опасна, но и он тоже.

– Знаю, но если не хочешь, чтобы мы их убили, невозможно запретить кому-то из них войти в лагерь.

Я вздохнул, расслабляя пальцы, сжимавшие одеяло.

– Мы знаем, что ей нужно?

– Деркка не говорит, но… – он указал в сторону леса, – можешь спросить у нее самой.

Обычно гурт приходит к заклинателю лошадей, а в тех редких случаях, когда заклинатель сам приходит в гурт, он делает это в одиночестве. Но не Эзма. Она прискакала в лагерь с десятком Клинков, на ее зачесанных волосах возвышалась костяная корона, а тонкое оранжевое одеяние служило дорожным плащом. Она приближалась очень медленно, гордо задрав подбородок и дав Клинкам время выйти из шатров и поглазеть.

Сунув одеяло Амуну, я вышел вперед и преградил путь ее лошади.

– Эзма, – произнес я, сцепив руки за спиной, чтобы дать ясно понять: приветствия от меня она не дождется.

Она подъехала слишком близко, и близость лошади была не меньшей угрозой, чем холодная улыбка всадницы.

– Рах. Всё еще здесь, как я вижу.

– Да, здесь. Что тебе нужно?

– Могу я считать это приглашением спешиться и встретиться с тобой без риска?

– Если считаешь, что тебе нужны такие гарантии. Но твои спутники не могут. – Я указал на Клинков позади нее. – Я не позволю верующим в твоего бога распространять здесь свою ложь.

Ее улыбка стала жестче.

– Они неверующие, но если ты не желаешь оказать гостеприимство соплеменникам, так тому и быть. – Повернувшись к ближайшему Клинку, она сказала: – Оставайтесь здесь. Держите глаза открытыми, похоже, здесь… недружественная территория.

Наш костер к этому времени превратился в кучку холодных углей, но, не желая встречаться с Эзмой наедине, я направился к нему и сел на привычное место. Место, которое я должен был предложить ей, но хватит и того, что я не поддался порыву плюнуть в нее.

– Что тебе нужно? – повторил я, когда она уселась напротив, разложив складки оранжевого одеяния по земле.

– Гидеон, – ухмыльнулась она, показав зубы. – Он у тебя, и он мне нужен.

– Ты пыталась убить его.

– Я всего лишь вершила правосудие, как того требует мое положение.

– Нет, ты не можешь забрать ни его, ни кого-либо другого и не можешь вершить здесь правосудие. Ты погрязла во лжи и не заслуживаешь называться левантийкой, не то что заклинательницей лошадей.

Она рассмеялась.

– Ты когда-нибудь перестанешь злиться на то, что я закончила обучение, а ты нет? Отказывая мне в титуле, ты не получишь свой.

– Я не хочу быть заклинателем лошадей. Хорошо, что я ушел, а не остался и не превратил это звание в нечто совсем иное, – я указал на всадников, ожидавших Эзму, – вроде тебя с твоим почетным караулом. Если ты явилась сюда только покрасоваться и потребовать Гидеона, то зря потратила время.

– А ты обрек своих людей на смерть.

Меня обдало ледяным ужасом.

– Что?!

– Я слышала, что чилтейцы заблокировали порты. Им нужен Гидеон, и ты прекрасно знаешь, на что они пойдут ради того, что им нужно, даже если это означает убить каждого левантийца, собирающегося переплыть море. – Она скрестила руки на груди. – Так что выбор прост, Рах. Позволь им отомстить Гидеону или смотри, как они убивают твоих людей. Снова.

Улыбка Эзмы была слишком самодовольной. Клинки наблюдали за нами с почтительного расстояния, перешептывались и ждали, и я мог только выдавить улыбку, пряча гнев.