Штурмовик из будущего-4 - Дмитрий Валерьевич Политов Страница 9

— Что здесь раньше было? — спросил Григорий, когда они вышли из комнаты и двинулись по длинному коридору с полотенцами и прочими рыльно-мыльными принадлежностями. — Казармы?

— Казармы, — согласился с ним Прорва. — Это, если хочешь знать, нынче для летчиков нашей группы специально отдельные комнаты организовали. Ценит нас начальство! А там, дальше по коридору, по-прежнему общее помещение: двухъярусные кровати, Красный уголок, каптерка, комната для подготовки к полетам. В общем, все прибывшие на учебу на курсы переподготовки особо не роскошествуют. Уединиться и отдохнуть в тишине и покое не удастся. Так что гордись, заслужили.

— А столовая?

— Это на улицу и метров двести от нашего барака.

— Кормят-то хоть сносно?

— Нормально, я ведь уж говорил тебе. По гвардейским нормам. Плюс, за геройское звание иногда перепадает кое-что. Да ты не боись, с голодухи не помрешь!

— А я вовсе не за себя переживаю: Шварцу можно будет что-нибудь с кухни взять? Летом-то он и сам себя прекрасно прокормить может, но сейчас…боюсь, только охотой на мышей под снегом не проживет.

— Шварцу? — задумался на секунду приятель. А потом решительно взмахнул полотенцем. — Договоримся. Ты, главное, смотри, Карманову морду только не набей раньше времени, а с остальным решим как-нибудь.

— Разберемся, — мрачно процедил экспат. — Обещать не буду, посмотрим, как разговор с ним сложится. Слишком уж много у меня к этой суке вопросов накопилось.

После утреннего моциона друзья навестили пожилого ворчливого старшину-каптера с двумя желтыми нашивками за ранения и легкой хромотой, получили у него постельное белье, теплое одеяло и подушку, причитающиеся Дивину, а затем с легким сердцем направились в столовую. Кота оставили в комнате. Впрочем, Шварц, нажравшийся ночью от пуза, и ухом не повел, когда его закрывали. Как валялся на кровати Рыжкова, устроившись с комфортом на подушке, так и продолжал там дрыхнуть самым что ни на есть нахальным образом.

— Я форточку оставлю чутка приоткрытой, — решил Дивин, любовно погладив питомца по густой шерсти перед уходом. — Хоть проветрится здесь немного, а то накурили мы с тобой изрядно. Да и этот жулик на улицу сможет выбраться, если захочет.

— Валяй, — равнодушно пожал плечами тезка. — Кстати, надо будет у коменданта не забыть для тебя второй ключ от нашей комнаты взять. Напомни мне при случае, ладно?

— Идет.

Летная столовая экспату неожиданно понравилась. Просторное, светлое и чистое помещение со столами, накрытыми белыми скатертями, нарядные цветастые занавески на окнах, бойкие девушки-подавальщицы в коротких расшитых передниках. Народу на завтраке было на удивление немного. Видимо, уже разошлись офицеры по своим летным делам и учебным классам.

— Как в доме отдыха, — улыбнулся Григорий, провожая долгим взглядом смешливую чернобровую дивчину, ловко несущую поднос с грязной посудой.

— Ноги вытирайте получше, товарищи командиры, — громко потребовала сидящая у входа старушка в меховой поддевке, грозно сдвинув густые седые брови. — У нас здесь порядок и чистота! А одежу свою будьте любезны на вешалку!

— Сделаем, Лексевна, — засмеялся Рыжков. И шутливо толкнул экспата в бок. — Ты не вздумай спорить с нею, враз по шее получишь. Та еще бабулька.

— Товарищ капитан, вам как обычно? — окликнула его в этот момент подошедшая неслышно розовощекая официантка в кружевной наколке, попутно стреляя любопытным взглядом в сторону Дивина. — Вы проходите, столик прежний. Только…не знаю, товарищ ваш новый может там сидеть?

— О чем это она? — удивился Григорий, снимая шапку.

— А, не обращай внимания, — отмахнулся от него Прорва. — Там места просто особые сделаны для командования и Героев в отдельном закутке.

— Вон оно как, — криво ухмыльнулся экспат и потянул вниз молнию на своей меховой куртке. Та с треском опустилась, открывая грудь в Золотых Звездах и тяжелых гроздьях орденов и медалей. — Не переживай, красавица, мне там тоже можно.

— Ничего себе! — округлила глаза девушка, густо покраснев. А по столам завтракающих летчиков прокатился удивленно-восхищенный гул: «Дивин! Кощей!» — Простите, товарищ майор, под одеждой было не видно. Проходите, прошу вас!

— Гляди-ка, не обманул, — сказал экспат, сыто отдуваясь, когда они вышли на улицу после завтрака. — И впрямь кормят замечательно. А пирожки с повидлом — это отдельная песня!

— Я же говорил, — благодушно улыбнулся Рыжков, прикуривая. — Двинули в штаб. Я провожу тебя, но потом, извини, убегу на аэродром — дела! Нужно машины новые облетать.

— Ух ты! — загорелся Дивин. — Много пригнали?

— Пока на эскадрилью.

— С завода или после ремонта?

— Обижаешь, новье! Не хватало еще нам за кем-то остатки подбирать.

— А стрелков тоже прислали?

— Не, их пока еще нету. Обещали со дня на день. Так что, ждем-с!

Нужное здание оказалось хитро спрятано и замаскировано в небольшом леске, примыкавшем к летному полю. Рядом притаились два зенитных расчета. Орудийные стволы настороженно уставились в серое небо.

Часовой у крыльца тщательно проверил документы Григория, внимательно осмотрел летчика с головы до ног.

— Проходите!

Внутри Дивина встретил дежуривший по штабу сержант с красной повязкой на рукаве. Он задал несколько вопросов, выясняя, что именно нужно гостю, а потом проводил его до двери, выкрашенной светло-зеленой краской.

— Полковник Карманов здесь располагается, — указал он на кабинет. — Вы постучитесь и заходите, он с утра на месте был.

— Разрешите? — дернул ручку двери на себя экспат.

— Кого там черт принес? — поднял голову от бумаг старый знакомый по штурмовому полку. — А, это ты, Кощей? Заходи, заходи, жду тебя уже давно. Где ходишь-бродишь? Мне доложили, что ночью прилетел. Да ты не раздевайся, холодно здесь. Шапку вон снимай, да садись. Вольф, platz![1]

— Так точно, ночью, — кивнул Дивин, глядя с интересом на здоровенную, черную, как смоль, овчарку, что поднялась, было, со своего места в углу и низко зарычала, обнажив здоровенные белоснежные клыки. — Но меня предупредили, что вы только утром будете, поэтому ушел в казарму. А утром пока белье у каптенармуса получал, пока завтракал — вот и задержался маленько.

— Ну, понятно, — Карманов размял папиросу. — Да ты садись, говорю, в ногах правды нет. Кури, если хочешь.

— Спасибо, — настороженно сказал Григорий. Не нравилась ему доброжелательность бывшего комэска, ой, не нравилась. Не мог такой гнилой человек вдруг ни