Воин-Врач V - Олег Дмитриев Страница 8

А Леся будто начала подниматься над лодьёй. Или это нос лодки поднялся от невообразимой до сих пор скорости? Ветер, шумевший всё сильнее над гребцами, натянул парус и разметал чёрную гриву молодой княжны-ведьмы. Справа от неё из мрака выступил сам воевода с двумя мечами, и вдруг заплясал, как те страшилы подводные у Морского Деда.

Железо гудело и искрило в такт с песней Леси, что продолжала притопывать и кружиться. И то, что искры вылетали из-под наконечников отбитых Гнатовыми мечами стрел и болтов, видели только те, кто знал как и куда смотреть. В одном ритме с былиной, кажется, плясало всё: вёсла, мечи, неясные расплывавшиеся фигуры вдоль бортов и еле различимые деревья за ними. Проносившиеся мимо с небывалой скоростью.

В одном ритме со слившимися воедино голосами девок и баб звучал весь мир. Щёлкали тетивы, глухо стучали в щиты чьи-то стрелы снаружи, шумел ветер и скрипели уже не только вёсла, но и доски бортов. А на словах про чудо-меленку, что подарил древний полубог подводному массовику-затейнику, с носовой «ракетной установки» первого насада сорвались, роняя искры и дымя, в разные берега две огненных полосы. И грохнуло там, в слепой черноте, тоже в такт. И вой поднялся тоже, кажется, в унисон. Но оборвался хрипами быстрее, чем лодьи пролетели мимо.

Молнии эти слетали с носа флагманской лодьи ещё трижды. Раз пять или шесть грохало и озаряло берега что-то само́, без участия спарки Ставра и Гарасима. Особенно запомнился яркий во всех смыслах момент, когда с правой стороны вспухла пламенем земля, и прямо из Пекла полезли с истошными воем и визгом черти, объятые огнём. Но до воды добежал только один их них, и явно уже дохлый, свалившись и подняв облако брызг и неожиданно белого пара.

Былина закончилась. Уже давно ничего не горело, не орало и не умирало на берегах, не стучали в щиты и борта снаружи стрелы. Замедлился наконец сумасшедший мах вёсел. Опускал вниз осевшую Лесю Гнат, успевший выронить мечи и подхватить потерявшую сознание княжну на руки. С тревогой глянув на Всеслава, которому Немой и Вар по одному пытались разжать пальцы на рукояти весла. Кажется, наполовину ушедшие в твёрдое дерево.

Шелест воды под днищем был совершенно спокойным и обычным, будто не свистела только что над головами смерть. Клубы густого тумана над рекой делали почти неразличимыми лодьи, шедшие впереди и позади. Адова гонка сквозь непроглядный мрак завершилась вместе с невероятной песней и пляской, с какими женщины провели караван под самым носом у демонов, чертей и прочей нечистой силы. Указав путь из темноты к жизни, как им и было велено Богами. Только вот «родить» на этот раз вышло сразу много народу, взрослого, одетого, оружного. И каждый смотрел на осевших или упавших спасительниц так, как в этом времени, да и в любом другом, наверное, им выпадало не часто: с восхищением и любовью. С чувствами, делавшими светлее каждую из душ, вырвавшихся из ужаса и мрака. Вышедших будто из дремучей чащи на голос матери, певшей стародавнюю сказку. Слушая которую, было глупо и стыдно бояться.

Князь поднялся-таки на ноги, опираясь на Вара, и шагнул вперёд. С каждым шагом всё сильнее чувствуя боль и какое-то даже похрустывание в мышцах и суставах. Во всех, даже тех, какими, вроде бы, и не грёб. Так бывает после долгой работы или тренировки — болело всё. Но он, как и я, привычно запретил себе и думать о боли, и тем более показывать её кому-нибудь. Обычный гребец, поднявшись со скамьи, сразу стал великим князем, опорой, надеждой и примером для каждого. И плевать, что насквозь мокрые от пота рубаха и порты холодили кожу до озноба.

— Чего с ней, княже? — звенящим голосом спросил воевода. На щеке у него была подсохшая полоса глубокого пореза, оставленная, видимо, неудачно отскочившим наконечником. В волосах и бороде торчали щепки от раскрошенных мечами древков стрел. А глаза можно было, не зная Рыси с детства, назвать и напуганными. Хотя, пожалуй, даже зная.

— Надселась, кажись. Глянем, — и Всеслав «отошёл назад», снова пуская меня за штурвал. А я вдруг вспомнил, что на вёслах мы с ним сидели будто бы оба одновременно. Видимо, в моменты наивысшего напряжения, что сил физических, что эмоциональных, души наши снова становились ближе друг к другу. Как по ночам, когда сидели за одним столом над спокойно спавшим телом, одним на двоих.

Ноздри и верхняя губа Леси были в крови. Дышала поверхностно, редко. Пульс на запястье не прощупывался вовсе, да и на сонной нашёлся не сразу. Судя по наполненности его, почти нитевидного, давление упало, притом сильно. Конкретики, конечно, не было. Потому что тонометры тут были примерно там же, где и УЗИ с рентгеном. Казалось бы, чего сложного? Кожаный мешок да груша. Вот только соединять их было нечем — резины не было, а трубки из кишок и трахей не годились. Я пробовал. Как только ртути нашли нужное количество. Но даже градусник простой сделать не вышло — стекло у Феньки по-прежнему получалось мутное, как лёд на болоте.

— Воды мне. Флягу подай. И взвару найди, да мёду побольше, — сказал я, уверенный в том, что Гнат слышит и сделает, как и всегда. И точно, фляга появилась в поле бокового зрения, а по щеке прошёл холодок — Рысь рванул за мёдом, как огромная, но совершенно бесшумная пчела.

Растянув-ослабив немного ворот, так, чтоб не срамить девку, а только дыхание чуть облегчить, подтянул ногой свёрнутый кожушок, на котором, видимо, лежал кто-то из первой смены гребцов. Сбил поплотнее, сложив вдвое, и подложил под голени — чем выше ноги, тем больше крови в голове. Леся была, судя по всему, в глубоком обмороке, откуда без проблем можно было отправиться и в кому, а из неё, как писали в скучных и бездушных официальных документах, «не приходя в сознание», и ещё дальше. Уже недостижимо далеко для врачей. Но правила первой помощи при обмороках я помнил прекрасно. Потёр ладони одна о другую, чтоб согреть, и только сейчас заметил, что шкура на них во многих местах отстала от мяса. И двигалась, как великоватая перчатка. Неплохо погребли в ночи. Теперь, пожалуй, слезет — жди потом, когда новая нарастёт. Поэтому ограничился тем, что размял только подушечки пальцев. И ими уже, тёплыми, стал растирать бледные и холодные уши. Кровь начала приливать к голове, по розовевшим щекам это было заметно даже