Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 8

японцы, стоило нам надавить, идеально повторили главный маневр, показанный им генералом Куропаткиным в начале этой войны — быстрое и своевременное отступление. Когда мы прорвали центр и левый фланг Корейской дуги, казалось, что все кончено, но Ояма даже не попробовал зацепиться за текущие позиции, не сделал и попытки спасти 1-ю армию Куроки, а сразу начал отход к Сеулу.

В итоге Славскому просто не хватило времени, чтобы закрепиться и перерезать им пути отступления. Японцы двигались компактно, активно использовали разведку, тяжелую артиллерию загрузили на корабли, а легкую взяли для прикрытия. Вот серьезно, если бы я оказался на их месте, сам бы не сумел сделать лучше. Нет — можно было бы пойти наперекор здравому смыслу и бросить все силы на перехват, но… Умылись бы кровью, а главное, показали бы свою слабость.

Три дня — наш максимум механизированного наступления при текущем наполнении броневых и ремонтных рот, и пусть этот предел будет известен только нам самим. В общем, пришлось отпускать остатки японцев, зато, сдержавшись, мы смогли добиться других не менее важных целей. Бросили все силы на завершение охвата 1-й армии Куроки, и теперь каждый день летели десятки радиотелеграмм об очередном отряде, бросившем оружие.

— Восемнадцать тысяч уже сдались… — продолжал свой доклад Лосьев. — Мы оставили в резерве только два бронепоезда, все остальные составы пустили на то, чтобы побыстрее их развезти. Половина на стройки Инкоу — теперь-то получится вернуться к прежним темпам. Половина в Ляоян — надо ускорять развитие местных шахт.

Все остальные кивали, слушая штабиста. Возможно, в начале войны половина из этих же офицеров начали бы спорить, зачем им все это знать. А сейчас каждый прекрасно понимает, что экономика — это кровь войны. Работающие мастерские на передовой, заводы Инкоу и Центральной России — все это основа для оружия и техники, без которой любая победа потребует не умения, а крови. Дикость.

Я обвел взглядом тех, кто помогал мне с ней бороться, кто стал сердцем 2-го Сибирского, без кого мы не стояли бы здесь и сейчас. Степан Сергеевич Шереметев — командир 1-й штурмовой дивизии, именно его солдаты вместе с броневиками брали японские укрепления. Павел Анастасович Мелехов — 2-я дивизия, те, кто первыми принимали удар врага и выматывали его, лишая сил. Платон Львович Афанасьев — бог нашей артиллерии. Все наши бронепоезда, все закопанные в землю орудия — это его вотчина. И пусть нам редко удавалось оказаться впереди врага по количеству пушек, он все равно раз за разом умудрялся прикрывать своих.

Я невольно улыбнулся, глядя на этих людей — герои. Впрочем, тут других и не может быть. Чуть левее отдельной группой стояли командиры наших механизированных соединений. Славский, Буденный, Врангель и держащийся рядом Деникин. Последний, правда, командовал кавалерией, которой все сложнее было найти место на поле боя, но Антон Иванович не подвел. Взял на себя дальние дозоры, а еще спокойно предложил помощь Мелехову, и все запасные кони были отправлены в тыловые службы. Почти как во Вторую Мировую — грузовиков не хватало, и лошади тянули лямку за себя и за того Ваську.

Потом разведка. Старший в этой компании — Глеб Михайлович Ванновский, рядом с ним Корнилов — армейская разведка, Огинский — контрразведка. Тут я невольно вздохнул, вспомнив, как дополняли эту троицу мои японцы, но, увы, Казуэ с Сайго сейчас в Японии и именно там приносят больше всего пользы. Ну да у меня и без них хороших офицеров хватает — взгляд скользнул дальше. Старший по саперам — Галицкий, по воздуху — Кованько.

Следующая группа — нестроевые части. Связисты Городов и Чернов, рядом главный по музыке капельмейстер Доронин, от медицины доктор Слащев и княжна Гагарина… Моя Татьяна! Самая красивая девушка и одновременно очень талантливый организатор, сумевшая воплотить в жизнь все, что я вспомнил по полевой медицине и тому, как ее правильно организовать на переднем краю.

— Господа и дамы, — я тряхнул головой и обвел всех взглядом, — я собрал сегодня вас всех, чтобы рассказать самое главное о том, что нас будет ждать в ближайшее время.

— Вячеслав Григорьевич, простите, опоздали! — в штаб заглянули Хорунженков с Дроздовским.

Эти двое, лишившись связи, на какое-то время потерялись из виду, но бродящие среди солдат Штакельберга легенды о том, как их небольшой отряд срезал атаки японцев, заставляли меня верить, что все это временно.

— Проходите, — я улыбнулся.

— Мы сначала броневики везли на ремонт, потом раненых проверяли, и только потом нас нагнали новости о том, что вы всех собираете, — объяснил опоздание Хорунженков.

— Я тоже подзадержался, — за их спинами показался генерал Кондратенко. — Ваше приглашение я получил вовремя, но сейчас железные дороги из Инкоу сюда просто забиты составами. Пришлось даже пересаживаться и верхом проехаться, чтобы успеть вовремя.

— И вы справились, — я кивнул. — Теперь мы совсем уже в полном составе, и я могу сказать главное.

— Снова переговоры? — подал грустный голос Буденный.

— Войны больше не будет? — это Деникин, тоже без какого-либо энтузиазма.

— Начну сначала, — я усмехнулся. — Час назад у меня была прямая телеграфная связь с Санкт-Петербургом, и Николай Александрович повысил меня в звании…

— До генералиссимуса? — пошутил Огинский.

— Пониже.

— До генерала-фельдмаршала? Вам пойдет корона на эполетах, ваше высокопревосходительство, — в тон всем улыбнулась Гагарина. Ей было неловко, одной девушке среди стольких мужчин, но она хорошо держалась.

— Вы заставляете меня смущаться, что я не сумел оправдать ваши ожидания, — я пошутил в ответ. — К счастью, хотя бы с обращением вы угадали.

— Значит, остаются генералы от инфантерии, кавалерии и артиллерии, — задумался Шереметев. — Вам бы подошло все сразу, но так не положено. Значит, от инфантерии?

— Николай Александрович решил, что новое время диктует новые вызовы, поэтому армия заслужила и новое звание. Перед вами первый броневой генерал Русской императорской армии, — моя улыбка стала еще шире. — Одновременно с этим 2-й Сибирский корпус расширяется до 2-й Сибирской армии, и позвольте поздравить первых генералов, которые попадают мне под руку. Степан Сергеевич, Павел Анастасович, Роман Исидорович.

Мелехов растерялся, а потом даже слезу пустил от неожиданности.

— Не думал… Уже в возрасте же… И академий никаких не кончал…

— Не сомневайтесь, Павел Анастасович, иной раз жизнь учит нас похлеще любых университетов. А будет мир, уверен, вы еще успеете добавить к своему опыту немного теории.