За речкой - Артём Март Страница 8

Отсюда до кишлака было рукой подать.

А тем не менее солнце уже клонилось к закату. Тени под его светом выросли, растянулись. Стали нечеткими и будто бы смазанными.

Пекло спало. Но вместо него воцарилась давящая, густая вечерная духота. Нагретые светилом за день песок, камни и скалы теперь отдавали это тепло воздуху. Дышалось в таких условиях тяжело и неприятно. Почти так же как и на жаре, если не хуже.

Группа разместилась в ущелье. Заняла позиции, чтобы наблюдать за окрестностями.

Мы с Наливкиным забрались повыше — вскарабкались на холм, по каменистой насыпи. Потом обосновались сверху и принялись определять, с какой стороны лучше подступиться к поселению. Где занять позиции для наблюдения.

— Кто-то там, в кишлаке, ходит, — сказал Наливкин, прильнув к окулярам бинокля, — вижу движение. Но далеко. В подробностях ничего не разобрать.

Отсюда кишлак Кундак казался совсем крошечным. Его домишки-коробочки напоминали небольшие каменные кубики, которые забыл ребенок в песочнице.

С одной стороны, на ровном участке протянулись огороды местных. С другой, через дорогу, тянувшуюся вдоль кишлака, вздымался невысокий холм. Холм был бы удачной позицией для наблюдения, но чтобы пробраться к нему, пришлось бы пройти в опасной близости к кишлаку, да к тому же еще и по равнинной местности, где почти не было укрытий. Наша группа там будет как на ладони.

Был еще другой вариант — дальняя сопка. Чтобы добраться до нее, нужно было обойти кишлак с востока. Крюк был немаленьким — километра полтора, но там можно было пробраться под прикрытием скал и складок местности.

Кроме того, с дальнего холма можно было рассмотреть дом старейшины во всех подробностях.

Тогда мы согласились, что пойдем в обход. Пусть затратим на это больше времени, но все равно прибудем на место до темноты. Какое-то время на наблюдение у нас останется.

Так мы и поступили.

До места добрались, когда солнце было уже низко. Оно все ближе и ближе опускалось к горизонту. Окрасило далекие хилые облака в ярко-розовый цвет.

Группа распределилась по невысокому холму.

На месте оказалось, что он несколько менее удобен для наблюдения — голый, почти без растительности, он тем не менее хранил на своей спине немногочисленные скальные выступы, которые за долгие века обнажил злой афганский ветер. За ними мы и спрятались.

Стали наблюдать.

— Вон они, сукины дети, — сказал Наливкин тихо, а потом передал мне бинокль. — Вооруженные люди, видишь? Ходят во дворе.

Я прильнул к биноклю. Принялся рассматривать двор довольно большого по местным меркам дома старейшины.

Во дворе бродили вооруженные душманы. Несколько лошадей стояли у коновязи. Неподалеку от дома старейшины, немного западнее, я заметил продолговатый, но приземистый сарай. Там поили голов десять или двенадцать лошадей. Рядом ходили вооруженные винтовками душманы.

Они то и дело ругались на мальчишку лет двенадцати, который ведрами таскал воду из колодца, расположенного неподалеку. Один из духов даже наградил мальчишку оплеухой, когда тот уронил ведро.

Через кишлак шла широкая дорога. По сути, она была единственной, которую можно было назвать «дорогой». Остальные — скорее тропки, ответвлявшиеся от нее и ведущие к дворам. Эта дорога выныривала из той, что шла в обход кишлака, пронизывала Кундак по всей длине и снова возвращалась на тракт. По ней так же разгуливали душманы — небольшие конные и пешие группы дежурили у въезда и выезда. Еще два человека — в центре.

Некоторые дома при этом носили на себе следы разграбления. Духи неплохо там поживились.

Местных видно не было. Возможно, часть пряталась по домам, а кто-то просто сбежал. Тем не менее я заметил кое-что еще — тела. За домом старейшины, за дувалом белели рубахи трех или четырех убитых человек. Душманы сложили их рядком под большим, кривоватым деревом шелковицы.

— У них там настоящая карательная операция, — прошептал мне Наливкин. — Видал тела?

— Видал, — ответил я негромко.

Я снова направил свой взор на домик старейшины Малика. Стал считать, сколько во дворе было духов. Насчитал не меньше семи человек. Если судить по часовым, то всего кишлак заняли пятнадцать бандитов.

— Там что-то происходит, — шепнул Наливкин. — Глянь!

Я перевел свой взгляд туда, куда указал майор — к дому старейшины.

Двое душманов вытащили из какого-то сарая мужчину. Грязный, в одной рубахе и с непокрытой головой, он волочил ноги, пока его тащили к дому. Потом просто бросили неподалеку от порога.

— Местный, — отрезал я. — Видимо, участвовал в волнениях.

Навстречу ему из дома старейшины вышли пять человек. Я быстро узнал самого Малика и одного из его «родственничков». Вместе с ним показались еще трое незнакомых мне людей.

Разодетые, в пестрых кушаках и чалмах, они, подбоченившись, стали вокруг несчастного. Если остальные духи одевались просто и мало чем отличались внешне от простых афганцев, эти выделялись сразу. Один носил пестрый красный жилет поверх рубахи. Другой нарядился в трофейную армейскую куртку советского производства, поверх которой нацепил «лифчик» с боезапасом. Третий носил ярко-синий халат. Не было сомнений — это главарь банды со своими подпевалами.

— Товарищ майор, — я протянул Наливкину бинокль, — смотрите. Шахид со своими приближенными и правда там сидит, у старейшины.

— Как ты и предполагал, — ответил майор «Каскада», принимая у меня бинокль.

При этом его голос сделался напряженным. Из него исчезли любые нотки шутливой легкости.

— А… Зараза… Все они на одно лицо с этими своими бородами, — пробурчал Наливкин тихо, — не разобрать, кто есть кто.

Наливкин понаблюдал за ними еще с полминуты. Потом вернул мне бинокль со словами:

— Уводят. Резать будут.

Теперь в оккуляры всмотрелся я. Я наблюдал, как побитого мужчину повели прочь со двора. Двух душманов, которые заставляли его идти на своих ногах и награждали пинками, если тот падал, возглавлял мужчина в армейской куртке.

Они обогнули дувал и оказались рядом с телами. Потом душманы заставили несчастного лечь на землю, у мертвого тела. Связали ему руки. Мужчина в армейской куртке достал нож, опустился над пленным, как над барашком. А потом, схватив за волосы, приставил нож к горлу. И убил.

— Голову режет, сукин сын, — сказал я, опустив бинокль.

— Падла… — бросил Ефим Маслов, лежавший рядом со мной.

— Я видал, — отозвался Смыкалов, — как падлы душманские нашим головы резали.

— Ничего. Сегодня будет наш