Лукоморье - Равиль Нагимович Бикбаев Страница 8

я гордился собой, — заканчивал рассказ Даль, — гордился, что я Врач, что спас людей. Да и теперь я знаю, моя жизнь прожита не напрасно. И в самые тяжелые минуты, вспоминая как обычные люди в критической ситуации сумели организоваться, помогли совершенно посторонним им пострадавшим, а потом благодарили меня за спасение чужих им людей, я верю, у нашей страны есть будущее.

— А тот мальчик, — впервые заинтересованно спросила Наталья Николаевна, — ваш кровный брат, вы знаете его дальнейшую судьбу?

— Он стал врачом, — улыбнулся Даль, — главным врачом психоневрологического диспансера, мы дружим, буквально на днях, когда я лежал там на лечении, я по его просьбе, снимал швы и останавливал кровотечение у Пушкина, которого вы ранее оперировали.

— Владимир Иванович, — страдальчески протянула Наталья Николаевна, — ну зачем вы пьете? У вас на почве развивающегося алкоголизма начались явные проблемы с психикой. Ну какой это Пушкин? Это же просто ненормальный,

— Поэты все ненормальные, рифмоплеты, вот те нормальны,

Наташа не желая продолжать этот разговор встала.

— Я еще зайду, — пообещала она Далю, — лечитесь,

— Наталья Николаевна, — сухо сказал Даль, — один раз вы не уберегли мужа. Судьба вам дала второй шанс.

Наталья Николаевна была выдержанным и уравновешенным человеком с хорошо сбалансированной психикой. Но она очень боялась шизофрении. И болезнь проявилась, в ней как будто восстала Наталья Николаевна из девятнадцатого века. Та Наталья Николаевна дед которой был транжирой промотавшим состояние семьи, бабушка сумасшедшей, отец тихим скорбным умом алкоголиком, а мать родившая шестерых детей и в постоянной тревоге за их судьбу, стала неврастеничкой.

И она сорвалась:

— Ах судьба, дала мне второй шанс? — выкрикнула она, и с окатившей ее ледяной волной желчной злобы продолжила:

— Ах какое счастье! А не желаете ли вы спросить у этой судьбы, а мне он нужен? Зачем мне такое счастье, быть женой этого поэта? Родить четверых детей в условиях девятнадцатого века, вечно терпеть его бешеную ревность, оправдываться, и дальше терпеть унизительное безденежье, видеть как семья валится в смрадную яму долгов. Да я весь дом на себе тянула! — закричала она, — Когда это «солнце русской поэзии» творило, я всех заставляла на цыпочках ходить. А стоило выехать в свет так меня только ленивый с улыбкой не колол иглой рассказывая какой еще сучке этот гений посвятил свои стишки. А в конце нашего супружества, после дуэли, оставил меня одну с четырьмя малыми детьми без средств и кучей долгов, если бы не милость Императора, нам бы есть было нечего.

Боже мой, ну что я несу, ужаснулась Наталья Николаевна, я же не замужем, детей и долгов у меня нет, но остановиться уже не могла:

— Солнце русской поэзии, — с горечью повторила она, — это для других, а для меня? Вы уж простите мне непоэтическую вольность и пошлый натурализм, но если для почитателей этого гения его творчество, это прекрасный плод, вкусом и ароматом которого они наслаждались, то на мою долю достались продукты переработки этого плода. Сказать вам как называется вещество, которое после употребления переработал человеческий организм?

Даль с грустным пониманием пожилого человека смотрел на эту кричавшую молодую женщину с искривившимся покрасневшим лицом. Бедный Пушкин подумал он, как она наверно доставала его своими скандалами. Один в один как моя первая жена, та тоже всегда орала, что я вечно на работе, денег дома нет, а на семью мне наплевать, да и бешено ревновала к медсестрам. Даль чуть усмехнулся, ревность жены была вполне оправданной, хотя за ноги она его не держала. Он и к этой Гончаровой подкатывал в своё время, но та очень тактично, умудрившись не ранить самолюбие самца, его отшила. Впрочем, его тогда быстро в тоже суточное дежурство утешила безотказная медсестра Аннушка, которую он шутя по-пушкински звал вавилонской блудницей.

— Ах вам смешно? — заметив его ухмылку, еще более взъярилась Наталья Николаевна, — А вы знаете я прекрасно понимаю Людмилу которая не выдержав унижений задушила Рубцова.[10] Если бы Саша поднял на меня руку, я бы тоже его придушила.

Госпожа Смерть в темном изящном костюме вошла в палату и с интересом посмотрела на Наталью Николаевну.

Даль рассмеялся, искренне, заразительно.

— Ну и что такого смешного я сказала? — возмутилась Наталья Николаевна,

— Да я подумал, а хорошо, что Александр Сергеевич, не дожил до вашего климакса.

Как ледяная капля воды, осаживает пену кипящего кофе, так и слова Даля неожиданно успокоили Наталью Николаевну.

— Ну вот и радуйтесь за своего кумира, — равнодушно сказала она, — а если я еще раз соберусь замуж, то это будет симпатичный, спокойный, ответственный и обеспеченный человек.

— Например за Петю Ланского, — заметил Владимир Иванович, — он давно по вам сохнет.

— Например и за Ланского, — спокойно и уверенно подтвердила Наталья Николаевна, — но не сейчас. Мне надо подумать.

Оба замолчали, продолжать этот разговор было бессмысленно.

Она хотела простого семейного тихого счастья, она не хотела в историю, она хотела жить и радоваться жизни. Но в свете, практически бесприданницу Наталью Гончарову с ее отягощенной наследственностью, никто не сватал. Да ипро маменьку прямо говорили, что она незаконнорожденная. Один только бесшабашный Пушкин прельщенный ее юной красой, сделал ей предложение. С точки зрения маменьки не лучшая партия. Не отказывая маменька стала тянуть время в надежде найти лучшую партию для дочери. Как жениху, с точки зрения московских светских дам, наиболее точную характеристику Пушкину дала Анна Алексеевна Оленина: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе и, наконец, не был богат»[11]. Но других солидных женихов у Наташи так и не появилось. Маменька дала согласие на брак. И Наташа пошла навстречу судьбе с любовью, с надеждой и с гордо понятой головой.

Маленький, сгорбленный, смуглый, истощенный, больной человек ждал Наташу в палате и смотрел в забранное решеткой окно.

Наташе стало грустно, в сердце чуть кольнуло, Наталья Николаевна Пушкина видела одинокого мужа, который звал ее и которого она должна спасти.

— Я раньше не верила, что психиатрические заболевания заразны, — отвернувшись от Даля и глядя в окно больничной палаты сказала Наталья Николаевна, — теперь верю.

С необъяснимым фатализмом русской женщины попросила:

— Позвоните своему кровному брату и сообщите, что я приеду проведать больного. Пусть я и дура, но кого Бог соединил, того человек да не разлучит.

— Его имя: Александр Иванович Тургенев,

— Я запомню, — кивнула Наталья Николаевна и вышла из палаты.

Госпожа Смерть вышла за ней. На Владимира Ивановича Даля, она даже не посмотрела, он был ей не интересен.

— В начале своей работы я столкнулся с «Гамлетом» Шекспира, — с гордостью коллекционера, демонстрирующего свои экспонаты, рассказывал Александр Иванович