Спасибо деду за победу - Федька Щусь Страница 7

Снилась Виктору Борисовичу Америка. Как-будто едет он на большой-большой машине по большому-большому городу, который - как откуда-то знает Виктор Борисович - называется Нью-Йорк. Почему-то Виктору Борисовичу надо срочно припарковаться - а парковаться-то и негде, заняты все места. А если прямо сейчас не припарковаться, то американцы посадят Виктора Борисовича в тюрьму к неграм, а в тюрьму к неграм Виктору Борисовичу совсем не хочется. И от этой-то вот безысходности Виктору Борисовичу во сне было грустно и тоскливо - как бывает во сне, когда человек особенно беззащитен.

Может от этого чувства беззащитности, а может ещё от чего - Виктор Борисович и проснулся. А проснувшись - мгновенно осознал, что что-то в окружающем его мире изменилось. И от этого осознания Виктор Борисович подскочил с банкетки как ошпаренный. И сразу же сквозь оконце крыльца увидел ЕГО.

ОНО висело над лужайкой на высоте примерно полутора метров. ОНО было синего цвета, и тихо шипело, и как-будто медленно-медленно - едва заметно - вращалось. Сердце Виктора Борисовича на мгновение остановилось, а потом заколотилось быстро-быстро, как у попавшего в ловушку воробышка. «Это оно ... оно существует на самом деле ... это окно!» - всполохами метались мысли в голове Виктора Борисовича.

При этом, надо заметить, тело Виктора Борисовича впало в натуральный ступор. И так бы наверно в этом ступоре и пребывало неограниченно долго - если бы невесть откуда возникший рядом с ним дед не выдернул жёстко его в реальный мир за рукав.

«Пошли, Витя, пошли!» - рассерженной коброй шипел дед, волоча за собой растерявшегося Виктора Борисовича как локомотив пассажирский вагон. Виктор Борисович, на автомате подхватив на плечо рюкзак, скатился по ступеням крыльца и, раздухарившись, рванул в сторону ЕГО, обогнав деда. И тут же был безжалостно отброшен назад.

Дед, внешне тощий и заморенный, как выяснилось был силён неимоверно и играючи зафиксировал стокилограммовую тушку Виктора Борисовича ухом возле своего рта. И всё так же почему-то шёпотом донёс в это ухо: — «Я первый пойду. Ты до тридцати считай и пойдёшь. Считай так: полста раз, полста два ... до полста тридцать досчитаешь - и сигай. Понял?»

Виктор Борисович быстро - быстро закивал. Дед, отпустив его плечо, подтянул лямки своего сидора, наскоро обмахнулся двоеперстным крестом и молча прыгнул с разбегу в ЭТО. Виктор Борисович даже не успел разглядеть, как дед бесследно пропал в синем, шипящем и крутящемся. «Полста раз ... полста два ...» - вслух начал отчёт Виктор Борисович. В голове было пусто - ни одной мысли, ни единой. Было и страшно, и весело, и временами накатывала какая-то апатия ... так и дошло дело до «полста тридцать». Надо было решать. И Виктор Борисович решил. Шаг, другой - и он как и дед прыгнул головой вперёд прямо туда. «Эх, бляха-муха» - такой не в лад и невпопад была последняя мысль Виктора Борисовича в XXI веке.

Глава 7. В лесу прифронтовом.

Виктору Борисовичу представлялось, что путешествие сквозь время и пространство будет выглядеть примерно как в его любимом сериале 90-х: — «Скользящие» - долгий полёт по сверкающему извилистому коридору с покрытыми звёздами разноцветными стенами ... никакого полёта не было. Отважный путешественник в прошлое спустя неуловимое мгновение после своего прыжка просто с размаху шлёпнулся всем телом в нечто холодное, склизкое и - слава богу - достаточно мягкое. По инерции проскользнул пузом по этому холодному. И въехал прямо лобешником во что-то твёрдое так, что искры из глаз посыпались!

По прошествии некоторого неопределённого времени Виктор Борисович несколько оклемался и начал более-менее воспринимать окружающую действительность. И осознал, что лежит он в луже липкой грязи пополам с подтаявшим снегом, уткнувшись физиономией в чей-то сапог.

Виктор Борисович перекатился на спину, подмяв под себя рюкзак (не потерялся по дороге, слава богу!) Сапог принадлежал дедушке родному. Дед стоял на полусогнутых, держа в руках трёхлинейку и чутко сканируя пространство вокруг себя - не обращая никакого внимания на бултыхающегося у его ног Виктора Борисовича.

Дед был ... какой-то незнакомый он был. Ноздри курносого дедова носа прядали, как у гончей, вынюхивающей добычу. Сузившиеся глаза, казалось, превратились в два локатора, ощупывающих каждую деталь, каждую чёрточку окружающего мира. В его позе, в каждом мельчайшем движении тела - во всё чувствовалось внимание, и сила, и готовность к мгновенному стремительному движению, как у сидящего в засаде тигра. «Жаль Дениска своего прадеда не видит - предок-то у него круче любого Супермена» - промелькнула в голове Виктора Борисовича сумбурная несвоевременная мысль.

«Вставать надо, чего тут бултыхаться. Простужусь ещё» - подумал Виктор Борисович. И ужаснулся сам себе. С самого начала этого невероятного, фантастического, никому до него раньше не выпадавшего приключения в голове его постоянно булькали примитивные, можно даже сказать совершенно обывательские мысли. Абсолютно недостойные будущего спасителя СССР, освободителя Парижа и вершителя судеб человечества. Виктор Борисович вспомнил, как подозревал родного деда в желании забить его прикладом и податься в бомжи. И, покраснев до корней подстриженных под «машинку 9 мм» волос (неизжитая до старости привычка былого «качка»), перекатился по луже на четыре точки, использую дедов сапог как точку опоры.

Самостоятельно подняться с колен Виктору Борисовичу не довелось. Железная дедова длань ухватила его за ворот кожанки и подъёмным краном воздвигла в вертикальное положение.

Виктор Борисович быстро огляделся по сторонам. Они с дедом стояли посреди маленькой лесной поляны по щиколотку в липкой смеси глины, прошлогодней травы и листвы, чёрного, рыхлого, не растаявшего до конца весеннего снега. Вокруг поляны тесным сплочённым слоем сгрудились голые ещё, безлиственные деревья, среди которых городской обитатель Виктор Борисович сумел опознать только пару - тройку берёзок.

Лес гудел, щебетал птичьими голосами. Лес пах сыростью, мокрой землёй и снегом. И ещё чем-то очень - очень слабым, но ощутимо инородным. То ли дымом - не мягким и приятным дымом сгорающих в печи дров - а горьким и тревожащим душу дымом горелой резины и горелого железа. А ещё в лесу ощутимо попахивало чем-то сладким и мерзким одновременно. Виктор Борисович, втянув в себя воздух, пытался вспомнить, где же он раньше мог ЭТО нюхать. И вспомнил. Так пах трупик кошки, лет десять назад умудрившейся окончить свой