Слово и дело - Игорь Черемис Страница 60

– Слушаюсь, Владимир Ефимович...

– Сократи до Владимира – и продолжим, – резко сказал он. – Что значит – «поэтому тоже»?

Я вздохнул.

– Понимаете, мне никто не объяснял причин, по которым было принято решение о моей командировке, – сказал я. – Но, думаю, Сумы появились не случайно, а потому, что я отсюда родом, а вот чем ещё руководствовалось моё начальство – об этом я могу только догадываться.

– Ну-ну, – усмехнулся Семичастный. – Изложи свои догадки.

– Самое очевидное – мои предложения по изменению работы с диссидентами и антисоветчиками показались кому-то слишком революционными, и меня убрали из Москвы, чтобы всё успокоилось.

– Вот как... – повторил он. – И что же это были за революционные идеи?

Говорить или не говорить – вот в чем вопрос. Я извлек из памяти продолжение, которое в январе слышал в исполнении Высоцкого – «Смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье и в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними?». Да, в смертной схватке.

– На мой взгляд, они не были революционными, – я с видимым безразличием пожал плечами. – Простое дополнение к уже существующему законодательству, которое позволяет вывести всю эту антисоветскую камарилью из общественной жизни. Вы же слышали про американский закон об иностранных агентах?

– Так это был ты?!

Неожиданное восклицание Семичастного привлекло к нам внимание нескольких прохожих, но они вскоре прошли мимо, а бывший шеф страшного КГБ чуть смутился.

– Мне Саша рассказывал, когда я в феврале по делам в Москве был, – много тише пояснил он, не расшифровав непонятного «Сашу». – Эти твои иноагенты много шуму наделали в Политбюро, несколько дней спорили – стоит такое делать или нет, так и не решили ничего, отложили вопрос. А оно вон как оказалось... Они вопрос отложили, а тебя сюда засунули...

Тут до меня дошло, что Саша – это Александр Шелепин, друг и соратник Семичастного по комсомольской работе. Шелепин пока сидел в Политбюро ЦК КПСС и должен был быть в курсе того, что обсуждают люди, обладающие высшей властью в 240-миллионной стране. Таких «комсомольцев» вроде было несколько, но большинство уже разъехалось – кто на Украину третьим первым замом предсовмина, а кто и послом на другой конец света.

– Про Политбюро не знал, – сказал я. – Не думал, что моя записка дойдет до таких вершин.

– Это большое изменение законодательства, – ответил Семичастный. – Его нельзя оставить на уровне обычных исполнителей. Поэтому и подняли вопрос там. Но осторожничают... они всегда осторожничают. Но это значит, что Андропову... ты же по линии КГБ записку подавал?

– Да.

– Понятно. Тогда будь уверен, что Андропову твоя идея пришлась по душе.

Я мысленно хмыкнул – возможно, именно поэтому я ушёл с повышением в Сумы, а не с понижением – в Анадырь.

– Мне об этом никто ничего не говорил, – с легкой обидой сказал я. – Начальник отдела вызвал и показал приказ о командировке. То, что это ссылка, было понятно, а остальное... об остальном можно было только гадать.