Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев Страница 58

эскадры предприняли попытку обстрела укреплений. Скорее даже обозначили её, чем действительно бомбардировали. Так, бросили около полусотни ядер, получили в ответ сбитую мачту у «Дифайянса» и небольшой пожар на «Элефанте», а затем ушли – легли в дрейф вне досягаемости наших пушек. Что-то господин Нельсон совсем решительность потерял. Или собирается бросить безнадёжное предприятие, опасаясь удара с тыла от переброшенного на Балтику Черноморского флота? Если так, то сэр Горацио глубоко неправ – я хоть и слыву немного сумасшедшим, но не настолько, чтобы посылать Ушакова в сомнительную экспедицию вокруг Европы с непредсказуемыми итогами. Сами отобьёмся как-нибудь… с Божьей помощью. Да, вот она сейчас совсем не помешает.

– Шибче, шибче качай! – Кулибин покрикивает на помощников, мехами нагоняющих горячий воздух в огромный полотняный шар. – Пошевеливайтесь!

Боцман Котофеев, предложивший всю эту авантюру, в ответ весело скалит зубы и сильнее нажимает рычаг. Пускай посмеётся, скоро плакать будет. Шёлк на одноразовый аппарат пожалели, а промазанная рыбьим клеем тонкая льняная ткань гораздо тяжелее и расправляется неохотно, так что качать и качать, пока руки не отвалятся. Наполнилось хоть немного? Вроде поднимается потихоньку…

Я не вмешиваюсь в процесс. В моём представлении воздухоплавание – это самолёты, а тут… рахитичный аэростат заграждения. Но что-то же должно получиться?

– Пошла родимая! Какого… и кто… мать? – Кулибин в своей стихии и некоторыми выражениями смог бы вогнать в краску даже лошадь.

Удивительно, но так его понимают лучше – помощники бросили качать меха и надели горловину приподнявшегося над землёй шара на трубу, идущую от большой железной печки. Граф, не доверяя никому, лично шурует в топке длинной кочергой.

– Крепи верёвки! Осторожней, идолы!

Через полтора часа надувшийся пузырь рвётся вверх так, что швартовые концы, удерживающие аппарат от преждевременного старта, натянуты и гудят не хуже струны. Иван Петрович обращается ко мне, от избытка чувств перейдя на крик:

– Командуйте, Ваше Императорское Величество!

Не сказать ли подходящую случаю речь? Наверное, не стоит, а то, не приведи Господь, ветер за это время переменится. Обойдёмся, пусть потомки сами для своих учебников исторические афоризмы придумывают.

– Отпускай!

По канату ударил топор, и шар взмыл в небо, потянув за собой несколько привязанных бочек. Кроме них поднималось ещё кое-что.

– Дёргай! – заорал Кулибин. – Лебёдки держите! Отцепились?

– Седьмой застрял!

– Давай ещё раз, ну?

– Есть, Ваше Сиятельство!

Кто-нибудь в детстве запускал воздушных змеев? Красивое зрелище, я вам скажу. Особенно когда их два десятка, все здоровенные, покрашенные яркими красками… Грязные английские паруса на этом фоне никак не смотрятся.

Боцман выглядел довольным:

– А я говорил, что получится! Второй и восьмой ещё стравите, черти! Что, не видите, отстают от всех?

– И последний, – с беспокойством сказал Кулибин, наблюдая, как поднятые шаром змеи утягивает в сторону вражеской эскадры. – Ну что, государь, скоро начнём?

– Тебе виднее.

Эх, нет во мне таланта товарища Шпанова, чтобы достойно описать дальнейшее. Сначала механическая гильотинка с часовым заводом перерезала что-то, держащее чего-то ещё (даже не знаю, что именно, так как заумные объяснения Ивана Петровича толком не понял), и бочки взорвались в воздухе, пролившись огненным дождём в опасной близости от английских кораблей. Промахнулись… Не больно-то и хотелось! Следом посыпались снаряды со змеев. На каждом было по десятку, и почти все раскалывались от удара об воду, оставляя большие горящие кляксы, сносимые ветром к эскадре Нельсона.

Державин, явившийся продолжать подсчёты, возмутился:

– Вы же всё сожжёте!

– Может быть, чего останется, – пожал плечами Кулибин.

– Нет, они уходят! – Гавриил Романович отнял от глаза подзорную трубу и посмотрел на меня с обидой ребёнка, которому посулили новую дорогую игрушку, но обманули. – Они же уходят, Ваше Императорское Величество!

– Вот и замечательно. Неужели вы ждали чего-то другого?

– Но как же? Но зачем тогда всё это? – Главный фискал Российской империи показал рукой на лебёдки, на дымящую печку, на небо, в котором исчезал наш воздушный шар. – Разве не для того, чтобы вынудить к капитуляции? Просто прогнать?

– Сражения, дорогой мой Гавриил Романович, выигрываются не фокусами, а… – Тут я запнулся, не в силах подобрать слово.

– Но всё же – зачем?

– А как Александр Васильевич Суворов говорил? Удивил – значит победил!

– Мы удивили?

– Разве не заметно?

Корабли, окутавшиеся парусами, спешили поскорее уйти от расплывшегося по воде огненного пятна. Некоторые так торопились, что сталкивались, а особо невезучие сцеплялись снастями, вызвав одобрительные крики со стороны наблюдающих за бегством русских моряков и артиллеристов.

Это хорошо, но где же оно? Нет, не так – ОНО! И почему эти деревянные корыта такие медлительные? Впору самому бежать по волнам, подобно героине Александра Грина, и подталкивать англичан со шведами в корму. Или пинками подгонять. Ну… ну где же?

И тут же, будто отвечая на неслышный вопль, у борта одного из шлюпов поднялся столб воды и облако густого белого дыма. Жалко на такую мелочь тратить… Ага, второй, на этот раз линейный корабль. «Сент-Джордж», кажется. И ещё… Нет, не зря поставили на кон последний рубль, потратив почти все запасы пороха. Зато теперь фарватер Южного канала на пути отступления неприятеля напоминает тарелку с пельменями. Ну да, обыкновенные морские мины, изобретённые черт знает когда и черт знает кем. Взрываются, правда, через раз, но в данном случае качество компенсировали количеством – были старые запасы, так и не установленные в мирное время по обыкновенному разгильдяйству, новых добавили. Кулибин с Ловицем над начинкой тех и других немного поколдовали, вот и набралось. Это не Финский, это мой залив, и что хочу с ним, то и делаю! И незачем всякой сволочи по нему плавать! Плавать, господа ревнители морских традиций, именно плавать.

– От флагмана отвалил баркас, Ваше Императорское Величество, – доложил боцман Котофеев. – Сей же час пристанут. Прикажете расстрелять?

– Это всегда успеется. А что за баркас?

– Шестивёсельный. А ещё там офицер с белым флагом.

– Никак капитулировать собрались? Экие проказники! – Я посмотрел на Кулибина. – Сходил бы, Иван Петрович, узнал, что им надобно.

– А если они не захотят со мной разговаривать?

– С целым графом?

– Ну и что? К царю же едут, а не к графу.

– Да откуда же узнали, что я тут?

Механик ткнул пальцем вверх:

– А штандарт чей висит?

По уму самому бы поговорить, но, боюсь, не удержусь и прикажу повесить парламентёров на ближайшем столбе. Это только внешне выгляжу спокойно, пристойно, иногда даже весело, но внутри кипит скопившаяся злость и требует выхода. Срывать её на своих? Хватит, было уже такое и едва не закончилось апоплексическим ударом табакеркой в висок. Хотя там и других причин куча, но именно эта послужила поводом и моральным оправданием