Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б. Страница 50

Жека помолчал, обдумывая услышанное.

— Слышь, Ванёк… А если я тебе скажу, где этот самый Помидор будет находиться в некоторый конкретный отрезок времени… Не будет ли тебе и твоему ведомству эта информация полезной?

— В смысле?

— Ну, там, приедете, арестуете…

Лямкин в трубке отчётливо вздохнул.

— А его, Барсучок, не за что арестовывать. Тут у нас на него ничего конкретного и нет. Так-то понятно, что на нём куча всякой срани, но предъявить ему пока что нечего, так что и брать его незачем. Он и не скрывается, живёт себе дома.

— Понятно…

Да уж, моя милиция меня бережёт. Дела…

Жека повесил трубку, поблагодарил, что позволили воспользоваться телефоном, и пошагал к выходу.

— Гы, помидор, — захихикал мальчик с фломастерами.

Жилетная тётка цыкнула на него, и тот продолжил радоваться уже беззвучно.

«На самом деле, пацанчик, весёлого мало, — подумал Жека, толкая дверь на улицу. — Весёлого мало…»

Услышанное Жеку, понятное дело, не порадовало. Но на самый крайний случай в загашнике имелась ещё одна, запасная идея.

В общежитии, о чудо, Рюха уже проснулся. Он предсказуемо валялся на кровати, уткнувшись в книгу, где на обложке сверкали мечи и изгибались мускулистые тела с картины художника Бориса, которого тогда называли Валеджо, а теперь Вальехо (старое произношение нравилось Жеке больше). Со стороны казалось, что Рюха и не вставал, однако кусок сардельки из холодильника дематериализовался, а на усыпанном хлебными крошками столе лежала истерзанная и пустая майонезная оболочка. Рюха посмотрел на вошедшего Жеку взглядом обречённого и уже принявшего свою участь больного, вяло махнул рукой и возвратился в вымышленные книжные миры. Жеку это вполне устраивало.

Он завалился на кровать и вернулся мыслями к своей актуальной теме: к человеко-помидору. Как же сделать так, чтобы того в «час икс» в общежитии не оказалось? Подкараулить его на входе и предупредить, что здесь якобы будет милицейская операция, облава? Один раз такое может, и сработает, но что дальше — всё то же самое случится позже. Нет, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. К тому же, Помидор может заинтересоваться, что же это за непонятный и осведомлённый доброжелатель, кто таков? И попадать в его поле зрения, обозначать себя было для Жеки ни к чему.

Наверное, лучше будет воздействовать на самого Короля напрямую, ещё до драки. Как-то запугать его, запрессинговать, что называется, морально. В конце концов Жека был местным, а Король и его шайка — из других городов, а это в таких делах фактор не последний. Может, вообще притащить сюда из дому свою компанию? Там точно найдутся желающие приехать и побыковать. Или найти общих знакомых с Помидором? Но это, во-первых, сделать быстро может не выйти, а здесь всё произойдёт уже через двое суток. А во-вторых, что Жека этому Помидору скажет? Король и его охламоны обхаживают своего блатного товарища не просто так, они его кормят-поят, а может, и деньжат за покровительство подбрасывают. Они все не бедные: папа Короля у себя в городе директор рынка, про дядю таможенного чина у Барбоса уже говорилось, а мама мелкого Петюни, говорили, удачно поучаствовала в приватизации каких-то загибавшихся на излёте Союза предприятий. Так что эти ребята, дети своих родителей, выгодно покупали себе влияние в общажной среде. Это потом они приспособились и стали, угрожая своими опасными знакомствами, сбивать деньги с тех, кто не мог за себя постоять — за спокойное проживание. Когда в общежитии ужесточили пропускную систему, Королю без визитов уголовных друзей стало труднее, но он не сдавался. И монархию эту в конце концов устранила администрация института, когда всплыла история с вымогательством денег у первокурсников. Но до этого оставался ещё целый год.

Жека вертел в голове мысленные варианты, пока на улице не стемнело. Рюха давно зажёг настольную лампу и был тих и незаметен, только шуршали периодически книжные страницы.

Бродя по холодным и ветреным улицам, Жека помнил про пустоту в холодильнике. В карманах даже отыскалась пара подзабытого вида денежных купюр, но много это или не много (скорее всего не много), Жека сказать не мог. И тратить ничего не стал: мало ли, может, ещё понадобятся. Пусть Рюха что-то покупает, он-то всяко побогаче Жеки. Да и на верхней полке шкафа должны были быть какие-то деньги: они с Рюхой, помнится, всегда скидывались в начале недели на питание, а сегодня только вторник. Может, правда, вчера всё уже и прогуляли.

Но холодильник оказался не совсем пустым: внизу, в контейнере, отыскался пакет с картошкой, на замызганном блюдце ютилась половина луковицы, а на полке в дверце желтела бутылка с подсолнечным маслом. Рядом блестела маленькая причудливая ёмкость, «Амаретто» — что заставляло их покупать тогда эту дрянь, было непонятно, видимо, не обошлось там без гипноза и психотропного облучения.

Жека достал пакет и уселся чистить картошку.

Глядя на болтающиеся над мусорным ведром ленты картофельных очистков, он думал о том, что не всех власть имущих и деньги имеющих из тех времён надо считать подонками и чуть не врагами народа. Нет, конечно. Вот, Рюхины родители были тоже не из простых: папа начальник строительного управления, мама какой-то не последний человек в номенклатуре — а сына они как-то смогли воспитать не говном, а хорошим человеком. А Рюха был порядочным человеком и отличным товарищем. Когда Жека только поселился в общежитии и жить им выпало вместе, разница в достатке сразу бросилась Жеке в глаза. На фоне привозимых Рюхой к общему столу сухих колбас, розовой слезящейся ветчины, каких-то неимоверных сыров и дорогих конфет Жекино дубовое овсяное печенье и сало без следов прорези смотрелось откровенно убого, но Рюха на эту тему никогда и словом не обмолвился. Среза́л с сала шкурку и фигачил, не моргнув глазом. (Вообще дома продукт этот употребляли вместе со шкуркой, но рассказывать про то Рюхе Жека не стал). И денег Рюха занимал всем и всегда без всяких вопросов. Да и на работу, ради которой бросил учёбу, Жека устроился как раз с помощью Рюхиного отца — без его протекции Жеку, может, туда и не взяли бы.

Жека, вот, натянул утром Рюхину полосатую кофту и таскает, а щедрый Рюха и бровью