Прорыв выживших - Алексей Михайлович Махров Страница 5

Валуев раздумывал всего секунд десять.

— Хуршед, за руль! Езжай к посту через пять минут. Старшего на посту — берите живьем. А я проверю ваше предположение! — сказал Петр и растворился в ночном лесу.

Мы развернули пикап на указанной фельдфебелем поляне и вернулись к уже начавшему надоедать шлагбауму и его «стражу». Понятно, что никаких других машин здесь не было — «Хорьх–901» и «Опель–Блитц» укатили в неизвестном направлении.

— О, дорогой Дитрих, что–то вы к нам зачастили! — издевательским тоном произнес «квадратный», сразу открывая шлагбаум.

Но, проехав под ним, наш пикап все равно остановился. Я неторопливо вылез из кабины и с видимым удовольствием потянулся. Фельдфебель посмотрел на меня с некоторым удивлением, но развивать тему не стал. Мол, ну что еще этому надоедливому мальчишке нужно… Я шагнул к нему, демонстративно держа руки подальше от кобуры с «Парабеллумом» — заложил их за спину. Сзади за поясом у меня был заткнут «Наган» с «Брамитом».

Наступившая после выключения двигателя «Ситроена» тишина, казалась тягучей, как смола. Она давила на уши, заставляя кровь стучать в висках громче, чем барабанная дробь. Пахло хвоей, нагретым металлом, бензиновым выхлопом и едва уловимым запахом человеческого пота. Я стоял перед фельдфебелем, улыбаясь с видом счастливого человека, нащупывая шершавую рукоять «Нагана».

— Вы что, милый Дитрих, решили подышать свежим лесным воздухом? — процедил «квадратный» с едва уловимым в голосе презрением, но его глаза, маленькие и колючие, вдруг забегали по сторонам. Он явно почувствовал неладное.

Его напарник, молодой парень с румяным лицом, лениво переминался с ноги на ногу, небрежно придерживая за ремень висящую на плече винтовку «Маузер–98к». Керосиновый фонарь на столбе шлагбаума отбрасывал желтоватый, мертвенный свет, выхватывая из мрака лишь клочок утрамбованной земли, колею дороги и силуэты людей. Лес вокруг стоял черной стеной. И где–то там, в его глубине, сейчас пробирался Петя Валуев. Успеет ли он снять замаскированных караульных?

Пора. Медлить больше нельзя — на квадратной морде фельдфебеля появилось странное выражение, ладонь обхватила шейку приклада «МП–28».

Я плавным движением выхватил из–за пояса «Наган» с накрученным глушителем. Фельдфебель замер на мгновение, уставившись на толстый черный цилиндр, его мозг отказывался верить в то, что он видит. Его руки машинально начали поднимать антикварный пистолет–пулемет, когда я всадил ему пулю в мясистую часть правой ляжки.

Раздался тихий выстрел. Советский ПБС «Брамит» снова великолепно справился со своей работой — звук был глухим, напоминая удар полена по подушке. Фельдфебель охнул, больше от неожиданности, чем от боли, и рухнул на одно колено, схватившись за бедро. Из темного пятна на серой штанине тут же выступила густая, черная в желтом свете фонаря кровь.

А я уже целился в молодого жандарма. Тот замер, его глаза стали круглыми, как пуговицы. Пуля ударила его в колено. Он издал короткий, сдавленный стон, и повалился на бок, выронив винтовку.

В тот же миг дверь кабины «Ситроена» распахнулась, и оттуда, словно пущенная из лука стрела, вылетела темная тень Хуршеда Альбикова. Он не бежал, он стелился над землей, его сапоги почти не оставляли следов на утоптанном грунте. Он метнулся влево от дороги, в непроглядную темень меж стволов, и растворился там бесшумно и мгновенно.

Практически одновременно с заднего борта пикапа, откинув брезент, спрыгнул Хосеб Алькорта. Он приземлился мягко, как кошка, и, не делая ни единого лишнего движения, ринулся направо, вглубь леса, за спины жандармов. Его силуэт исчез между деревьями, словно его и не было.

Молодой жандарм лежал без движения, сразу вырубившись от болевого шока — по лицу разлилась бледность, глаза закатились под лоб. А вот «квадратный», хоть и был ранен, оказался крепким орешком. Его рожа перекосилась от боли и ярости, но он, рыча сквозь стиснутые зубы, попытался поднять свой допотопный «Шмайссер».

— Алярм! — сиплый крик вырвался из его глотки. — Аляр…

Я не дал ему поднять тревогу. Вторая пуля из моего «Нагана» ударила ему в левую ляжку, чуть выше колена. Хлопок был таким же приглушенным, но на этот раз я услышал противный хруст ломаемой кости. Крик фельдфебеля превратился в захлебывающийся вой. Он, не выпуская из рук автомат, повалился на спину, судорожно хватая ртом воздух.

Я бросился к нему, вырвал из его ослабевших пальцев «МП–28», и, присев на одно колено, укрылся за мотоциклом с коляской. Револьвер отправился обратно за пояс, а автомат уставился стволом на ближайшие кусты. Я затаил дыхание, вжимаясь в землю, и замер. В ушах стоял оглушительный звон. От адреналина слегка подрагивали руки.

Наступила та самая, оглушительная тишина, которая бывает только перед бурей или после нее. Она длилась бесконечно. Секунды растягивались в минуты. Я слышал, как хрипит молодой жандарм, как фельдфебель скрежещет зубами от боли, как где–то далеко в лесу кричит сова. И больше ничего. Ни шагов, ни выстрелов, ни окриков. Только тревожное, давящее безмолвие. Лес словно затаился, наблюдая за нами.

И вот, слева, из той самой тьмы, куда скрылся Альбиков, послышался едва слышный шорох. Я напрягся, подняв ствол, но тут же узнал легкую, крадущуюся походку Хуршеда. Он вышел из мрака, как призрак, его смуглое лицо было серьезным и сосредоточенным. В одной руке он держал окровавленный нож, в другой — трофейный «Вальтер Р38». Сержант медленно подошел ко мне, бдительно оглядываясь по сторонам, и присел рядом.

— В кустах, метрах в десяти, — тихо, почти беззвучно прошептал он, — стоял еще один мотоцикл. «Цюндапп» с коляской. На сошках — «МГ–34». Рядом два жандарма. Курили, придурки… По запаху я их и учуял.

Я лишь кивнул, сглатывая комок в горле.

— Игорь, ты это… Автомат с предохранителя сними! — посоветовал Альбиков.

Я полыхнул от стыда, но послушно исполнил совет старшего товарища.

Прошла еще одна мучительная минута. Тишина снова сомкнулась вокруг нас, став еще более зловещей. Я уже начал беспокоиться за Хосеба, как справа, из чащи, донесся легкий шорох — ветки кустов аккуратно разошлись в стороны и через мгновение из темноты материализовался Алькорта. Его мундир был густо засыпан хвоей, на кулаке виднелась длинная царапина, но дышал он ровно и спокойно. В глазах баска читалось холодное удовлетворение хищника.

— Тут такая история: в двадцати метрах отсюда укрыт мотоцикл с коляской, «Цюндапп» с пулеметом. Два жандарма. Дремали… Так и не проснулись, олухи. — Так же тихо, как Альбиков, доложил Хосеб.

Мы переглянулись. Шесть человек с тремя мотоциклами — почти отделение полевой жандармерии. Значит, наши подозрения