Оторва. Книга первая - Ортензия Страница 5

— Ну идём Бурундуковая, провожу тебя в процедурный, раз уже успела позабыть в какой он стороне.

Мы и пошли. Он впереди, я за ним.

Процедурный оказался рядом с моей палатой, следующим за комнатой с буквой «ж», в которую меня не пустили. Едва мы вошли, поинтересовалась, как его зовут, ну нужно же как-то к нему обращаться, не лепилой же пичкать, а тем более был у меня к нему один разговор.

— Бурундуковая, ты третий раз меня об этом спрашиваешь. Может, запишешь, наконец? Я твой лечащий врач. Меня зовут Алипий Акакиевич.

Я прыснула.

— Фо рилзис (8)?

Такое имя я бы точно не забыла.

— Что? — его глаза упёрлись в меня, — что ты сказала?

И вот как себя контролировать?

— Я говорю, чё, правда, что ли?

Он пожевал нижнюю губу.

— Вижу, у тебя сегодня прекрасное настроение. Так, может, и укольчик сделаем, не прибегая к помощникам.

— Да сделаем, конечно, — я беспечно улыбнулась. Ну а что, кто его знает, с чем сюда загремела малолетка. Какие-то лекарства ей точно прописали.

— Ты сегодня просто неузнаваемая. А я, когда увидел тебя около каморки, решил, что ты опять вздумала там спрятаться от укола. Рад, что ошибся.

Бурундуковая, оказывается, трусихой была. Ну надо же, какое мне досталось наследство.

Что-то захотелось ответить эскулапу, но в этот момент он развернулся, и я увидела в его руках шприц. Громаднейший стеклянный цилиндр с огромной иглой!

— Ну-с, — проговорил Акакиевич, ухмыляясь, — задирай халатик, подставляй ягодицу.

— Что это? — я ткнула указательным пальчиком в направлении шприца, который он держал в левой руке, направив иглу в потолок, — меня этим юзать собрался (9)?

Он замер на мгновение, но, вероятно, не понял моей фразы, поэтому просто сказал:

— Этим я делаю укол. Давай, ведь мы почти договорились.

Я отрицательно помотала головой и сделала шаг назад.

Доктор вздохнул и громко крикнул:

— Зоя!

Опять Зоя? Значит, не меня так зовут, уже радует. Сзади скрипнула дверь, и я, машинально оглянувшись, вздрогнула.

Там висела та же самая голова криповым (10) взглядом, но было и одно отличие. У этой под носом имелись чёрные усы. Я громко взвизгнула. Ну не могли же они отрасти буквально за полчаса, или должна поверить, что это макияж?

— Зоя, — проговорил Акакиевич, — укол нужно сделать. Я уж думал, согласилась, но нет, придётся, как обычно.

— Что как обычно? — испуганно спросила я.

Зоя осклабилась.

— Сейчас узнаешь, — пробасила она и протиснулась в кабинет.

Места сразу стало мало, потому как вышеупомянутое существо имело размеры тумбочки. Высокой и квадратной. Подвид обезьяний.

— Вы не имеете права, — сказала я тихо и попыталась проскользнуть мимо тумбочки, но эта тварь оказалась проворнее, чем я ожидала, и успела перехватить меня за руку. И не просто ухватила, а зажала словно в тисках так, что я тут же заорала от боли. Увы, дело рук утопающих не спасателей на берегу, поэтому я, нагнувшись, вцепилась в эту волосатую вонючую кисть зубами с такой силой, что мгновенно ощутила на губах нечто солёное и противное. Даже почувствовала приступ тошноты.

— Ах ты шалава малолетняя, — пробасила тумбочка, но меня отпустила и руку свою одёрнула, причём так резво, что едва не оставила мою челюсть в своём вонючем мясе.

Я не стала с ней спорить по этому поводу, развернулась и пробила со всей дури ногой между ног. Это, конечно, не мужик с бубенцами, но тоже должна почувствовать.

Почувствовала. На лице жертвы бодишейминга (11) появилась идиотская улыбка, она сложила ноги коленками внутрь и, открыв рот, высунула язык. Вот уж точно орангутанг недоделанный.

Появилась мысль, что самое время делать ноги, не только из процедурной, но и из больнички. В моё время им бы уже менты руки заламывали, а тут, такое обращение с несовершеннолетней девочкой. Ни в какие рамки.

Но сделать рывок не успела. Двери распахнулись, и на пороге появилась, точная копия той, что сияла дебильной улыбочкой. Но без усов. Мать вашу, два эскалопа мордами как жопа.

И даже ни о чём подумать не успела. Эта кобыздоха (12), по которой я замкнула штангу (13) внезапно схватила меня и одним быстрым рывком упёрла головой в кушетку. Попыталась дёрнуться, но тут и вторую руку вывернули назад, так что суставы хрустнули. Я замычала от боли, чувствуя, как кто-то шарится по моей заднице. Ага, теперь-то она моя. Суки, задрали халат, оголив ягодицы. И пыхтят обе своими вонючими глотками и мерзким дыханием.

И тогда набрав в лёгкие как можно больше воздуха, чтобы перекричать этих… да, я поняла, кого они мне напомнили, неандерталок, заорала:

— Слышишь ты, Акакий Акакиевич, ветеринар, коновал грёбаный, если ты мне, помимо моей воли влепишь укол, я тебя закопаю, сука, ходи оглядывайся. Не смотри, что я маленькая и худенькая, из-за угла ломиком раз тридцать наверну, всю оставшуюся жизнь тебя мама будет с ложечки кормить, — всё, воздух закончился.

В процедурном наступила тишина. Даже было слышно, как какая-то мошка бьётся об стекло. Потом раздался голос эскулапа:

— Отпустите её.

Тяжёлые руки орангутангов сползли с моих плеч, и я поднялась на ноги, поправляя халат.

Очки доктора сидели на кончике носа, и потому изумление в его глазах было прекрасно видно.

— Бурундуковая, — произнёс он возмущённо-удивлённым голосом, — ты это что себе позволяешь? Я врач. А ты мне сейчас во всеуслышание угрожала.

— Я не угрожала, — огрызнулась я.

— Да? А что это тогда было? — в его голосе появилось полное недоумение.

— Констатация факта, — буркнула я.

У Пилюлькина лицо покрылось красными пятнами.

— Констатация факта? — переспросил он, впадая в ступор, — это как понимать.

— Ты мне — я тебе, — злобно ответила я. Злобно, конечно, не получилось, а потому добавила, чтобы хоть словами дошло, — помните, что Конфуций говорил по этому поводу? Aliis non facies quod tibi non vis. (14).

Глаза Айболита превратились в два ронина (15) в вертикальном исполнении.

— А чем же прикажешь тебе укол сделать. Ведь это необходимо твоему здоровью. Ты не забыла, тебя сюда доставили с сильнейшим сотрясением головного мозга?

Ах вот оно чего. Тело ни хрена не подсказывает, потому что ещё не очнулось? И где это так угораздило вляпаться малолетнюю дуру? Но